– Почему сразу пиар? – вмешалась Рита, тоже подходя к Филиппову и тоже склоняясь над ним. – Человек может просто так животных любить.

– Да? И жениться на них?

«Легко», – подумал Филя.

* * *

В Лас-Вегасе тогда он хотел поправить себе карму. Месяца за полтора до этого он случайно задушил на одном из своих спектаклей собаку, и после этого все как-то пошло наперекосяк. Лопнул перспективный проект, соскочил абсолютно надежный инвестор, перестало получаться на репетициях, а главное – ни с того ни с сего начал искривляться половой член. При эрекции от этого было по-настоящему больно, и Филя стал избегать свою тогдашнюю музу. Девушка решила, что ее бросают, и в отместку переспала с его соскочившим и, разумеется, торжествующим инвестором. Секс она сняла на видео и выложила ролик в Интернет. В Вегас Филиппов умчался тогда, чтобы хоть как-то развеяться и подлатать свой попранный статус хищника. К тому же больно внизу было уже не только при эрекции.

Случайно повешенную псину, которая погибла из-за того, что он по ошибке отдал команду поднять опущенные колосники с привязанным к ним животным, он вряд ли бы вспомнил, если бы не индийский факир, сидевший на тротуаре у входа в казино. Очарованный его фантастическим тюрбаном, Филя присел перед ним на корточки, пожаловался на жизнь, потом угостил бурбоном из своего бумажного пакета, и после этого они до утра переползали из бара одного отеля в другой, пока не оказались уже совсем где-то на окраине посреди похожих на обувные коробки безликих домов. Ближе к пустыне, над которой висело такое же, как они, похмельное солнце, выяснилось, что факир был не столько из Индии, сколько из Молдавии, но при этом все равно хорошо разбирался в кармических тонкостях. Окончательно перейдя на русский язык, он объяснил Филе, что где-то тот сильно накосорезил, и надо немедленно совершить очищающий обряд. Филиппов напрягся и вспомнил погибшего по его вине пса из спектакля по маркизу де Саду. В качестве насмешливого и, по мнению критики, остроумного контрапункта несчастная псина изображала японского Хатико, терпеливо ждущего своего хозяина, «олицетворяя набор банальных и предсказуемых качеств, одно упоминание которых в нашей рецензии было бы нелепой попыткой создать непростительно пошлый тренд».

Собаку специально привязывали к опущенным и украшенным в стиле барокко колосникам, чтобы она никуда во время спектакля не убежала, и она по два часа кряду сидела посреди сцены, время от времени громко зевая на обнаженные телеса актрис, чем бесконечно смешила искушенную в хитросплетениях садизма и немного уже скучавшую от него столичную публику. Когда колосники пошли вверх, и собака, повизгивая, начала задыхаться, зрители оживились, а Филя, почуяв успех, не разрешил помрежу опустить механизм. Будь это болонка или не очень большой терьер – всё и для собаки окончилось бы благополучно, однако размером она была с крупную овчарку, и веревочная петля у нее на шее под этим весом затянулась довольно туго. К тому же Филя так и не позволил опустить колосники до самого финала, поэтому псина провисела на высоте четырех метров почти полчаса. Первые десять минут она еще извивалась, отчаянно взбивая лапами затхлый воздух над сценой, и Филиппов за это время успел выгнать из-за кулис двух ассистенток, в слезах умолявших его пощадить собаку, но потом затихла, и в напряженно внимавшем теперь зале царила торжественная – позже Филя назвал ее «вагнеровская» – тишина, прерванная лишь финальным шквалом оваций. Журналистам после спектакля сказали, что псина в порядке, что ее специально учили этому трюку, но акция была разовой, и перформанс больше не повторится.

Восстановив кармическую цепь событий в процессе очистительного загула в Вегасе, Филя решил не откладывать проблему с испорченной кармой на потом. Там же на окраине города он подобрал довольно паршивую бродячую собаку, притащил ее в свадебную часовню, где можно было оформить брак даже сидя в машине, подъехав для этой цели к специальному окошечку, как в «Макдоналдсе», и заявил священнику, что хочет на ней жениться. По их общему с молдавским факиром замыслу это должно было завершить собачью тему в его жизни, восстановив нарушенный баланс и успокоив кармические завихрения. На церемонию бракосочетания в качестве единственного гостя был приглашен проснувшийся к тому времени знакомый журналист, которому ненавидевший путешествовать в одиночку Филя оплатил по дружбе билет из Москвы и проживание в пятизвездочном отеле. В знак благодарности тот был готов искренне восхищаться его выходками и чирикать в своем Твиттере об их совместных похождениях в злачном Лас-Вегасе. В итоге священник оказался твердолобым и бессердечным, но твитты и фотки в обнимку с плешивой псиной на фоне часовни ушли своим чередом в Интернет, а факир успокоил Филю, сказав, что карме достаточно и намерений, лишь бы они были от чистого сердца.

Вспомнив теперь эту историю, Филиппов безотчетно коснулся рукой своего члена и с легким сердцем вздохнул. С этим парнем уже больше года все было в порядке. Не вынимая руки из кармана пальто, он для верности и на этот раз посильней снова ткнул его пальцем – давних болевых ощущений как не бывало. Свои карманные манипуляции Филя старался проделать так, чтобы никто не заметил его бодрствующего состояния, однако, судя по напряженным голосам его «похитителей», им сейчас было явно не до него. Огарок одной свечи к этому моменту уже погас, и на потолке прямо над Филей, как в первой сцене «Макбета», раскачивались три гигантские уродливые тени. Странным образом вынырнувшая из прошлого давняя Филина любовь, ее некрасивая красивая дочь и совершенно чужой мальчик Тёма сгрудились вокруг оставшейся у них последней свечи, позабыв о своем нетрезвом столичном трофее.

* * *

На кухне становилось все холодней. Филя незаметно сделал губы колечком и выдохнул, чтобы проверить, пойдет ли изо рта пар. До этого пока не дошло, но оставаться и дальше совсем без движений было уже некомфортно. Вино практически отпустило, а гудящая духовка не могла удержать тепло в такой большой кухне, рассчитанной на центральное отопление. При температуре на улице ниже сорока и с учетом старенького окна, которое было закрыто далеко не так плотно, как этого бы хотелось, и потоки ледяного воздуха от которого Филиппов ощущал не только кожей, но и, как ему уже казалось, всей поверхностью своего глупого пальто, – при этих непростых обстоятельствах, а главное, при его неподвижности, очень скоро он должен был совсем замерзнуть. Его понемногу начало колотить. Дрожь поднималась изнутри сначала пробными робкими волнами, как бы урывками, оставляя после себя блаженную тишину, которая возникает в паузах между приступами икоты, но постепенно эти паузы становились короче, содрогания все заметней, а Филя – все трезвей и несчастней. Он понимал, что пора было шевелиться, возвращаться к жизни, проявлять себя, но какая-то глубинная внутренняя лень заставляла его терпеть.

Филиппова совершенно не напрягало то, что у него вдруг появилась взрослая дочь. Эта новость его ни на секунду не взволновала. По большому счету ему было все равно – врет девчонка или говорит правду, но вот принимать участие в дискуссии на эту тему ему сейчас катастрофически не хотелось. В качестве бездыханного тела все претензии на отцовство принимались пока лишь как корреспонденция «до востребования», а заглянет адресат за своей почтой или нет – это всегда неясно.