– Свет ушел минут сорок назад. Мне одной страшно.

– По всему городу отключили, – сказала Рита где-то уже в глубине квартиры. – Вы долго там стоять будете?

* * *

Насчет ее красоты Филя погорячился. Если в гостинице – при полном еще тогда освещении, но в декорациях полусна – ему показалось, что его похитила совершенно какая-то неземная красотка, то здесь ему хватило дрожащего света пары свечей, чтобы разглядеть, как все обстоит на самом деле. Красота Риты скорее подразумевалась, чем существовала физически. Она просвечивала из нее, она имелась в виду, но не заявляла о себе впрямую. Ее красота как будто не хотела навязываться, как это бывает с гордыми и при этом стеснительными людьми, которые не решаются или находят ниже себя принимать участие в общем веселье, но и не уходят совсем, высокомерно и сдержанно оставаясь поблизости, как бы говоря всем вокруг – я здесь и со мной надо считаться.

Нет, дело было не в ее внешности. На фотографиях, где отсутствует подлинный, внутренний человек, а фиксируется лишь одна оболочка или, что еще хуже, фантазия фотографа, она, скорее всего, выглядела вполне заурядно. Просто лицо, просто улыбка, прическа такая же, как у сотен и сотен других. Но когда это все представало в движении, в постоянной живой пульсации, в перемене, в непрестанном развитии, в скольжении, в безостановочном непрерывном танго, которое она вела со своей жизнью, ее черты наполнялись яркими смыслами существа, живущего внутри нее, никак не смирившегося с этим просто лицом, просто улыбкой и прической такой же, как у сотен и сотен других.

Получалось, что Филя в гостинице мгновенно и безошибочно уловил дыхание именно этого внутреннего существа, а не сумму заурядного носа, обычных бровей, ничем не примечательного рта и несколько тяжеловатого подбородка.

«Нас не надуешь, – горделиво думал он, радуясь безотказному своему профессиональному чутью. – Мы все видим».

Впрочем, не исключалось и то, что ему просто надо было хоть как-то объяснить самому себе, почему он согласился уехать из гостиницы по первому зову девушки с такой заурядной внешностью. Все, что угодно, но его самооценка ни в коем случае не должна была пострадать.

При этом такая мелочь, как близкое к ступору состояние, разумеется, ничуть этой самооценке не угрожала. Филе было плевать на то, что при входе в чужую квартиру он опять едва не грохнулся в обморок. Если бы не хорошая реакция Тёмы, он с удовольствием растянулся бы в огромной холодной прихожей, предоставив незнакомым людям заботы о своем беззаботном и пьяном теле.

Стоявший на пороге квартиры позади него Тёма подхватил Филю за плечи и, обняв его, как обнимает впервые прыгающего новичка парашютный инструктор, потащил по бесконечному входу куда-то в Аид. На кухне Филиппова сложили в угол на небольшой диванчик подобно приготовленному к стирке белью – заботливо, но немного рассеянно – и продолжили свою жизнь, за которой Филя с интересом стал наблюдать, стараясь на всякий случай не выдать своего жизнеспособного статуса. Впрочем, в глубине души он догадывался, что не сможет выдать его, даже если захочет.

На кухне, в отличие от прихожей и, видимо, от всех остальных комнат, было тепло. Все четыре горелки газовой плиты светились бледным огнем. Гудящая духовка была открыта, и оттуда волшебными волнами по кухне струился жар. Тёма время от времени подходил к плите, склонялся над нею и грел руки рядом с духовкой, словно приехал сюда не в теплом комфортабельном внедорожнике, а в том насквозь промерзшем автобусе, который брала штурмом на остановке отчаявшаяся толпа. Очевидно, его лихорадило по какой-то другой причине. Рита постоянно трогала остывшую и звонко отчего-то щелкающую батарею, проверяя – не дают ли тепло, как будто его могли дать в те полминуты, что она не прикасалась к ней.

Помимо газа на кухне горела еще пара свечей, позволивших не очень живому на данный момент, но внимательному Филиппову разобраться в секрете Ритиной красоты. Она действительно имелась в виду, эта красота. Имелась в виду самой Ритой, Тёмой, наверняка их друзьями, вообще – любым наблюдателем, который задержал бы на этой девушке свой взгляд, но, судя по всему, не ее матерью.

«Красота, Филя, – это как ядерное оружие, – сказала ему когда-то удивительно похожая на французскую кинозвезду Инга. – Все время ведь хочется шарахнуть. Не поверишь, но соблазн такой же, как у этих, наверное, с атомной бомбой. Дико хочется ее на кого-нибудь сбросить. Все время».

Филиппов узнал ее сразу, как только его внесли на кухню. Узнал, но виду решил пока не подавать. Он стал крадущийся тигр и затаившийся дракон.

* * *

Инга, разумеется, изменилась. Даже свитер под горло и толстая кофта с неуместным для ее возраста кокетливым капюшоном не могли скрыть то, чего раньше не было и в помине. Там, где лет двадцать назад грустно покачивалась пара вялых сосисок, теперь вздымалась настоящая ненастоящая грудь. Все остальное подверглось естественной редактуре времени. Впрочем, и пластическая хирургия внесла свою правку не только в районе бюста. Пленительные черты Изабель Аджани еще проглядывали сквозь ботоксы и подтяжки, напоминая о несбыточном и вечно прекрасном, но, в конце-то концов, у самой Изабель после всех этих лет они тоже теперь только проглядывали.

Филя попытался припомнить последний виденный с нею фильм и пришел к выводу, что Инге еще повезло. Изабель в роли сдуревшей училки вообще напоминала опухшую сову из русского мультика про Винни-Пуха, в то время как Инга еще запросто могла сойти за симпатичного Пятачка – немного постаревшего и с большой грудью, но все-таки того же самого Пятачка, который весело и метко попадал из ружья в пухлую задницу Винни вместо воздушного шарика. С какой целью этот поросенок из мультика заманил Филю к себе на кухню – было неясно. Впрочем, скоро выяснилось, что Инга в его похищении участия не принимала.

– Мама, я сама ему все скажу, – услышал он голос Риты. – Чего тянуть? Пусть отвечает за свои поступки.

– Рита, я сто раз уже говорила – он тебе не отец. Зачем вообще вы его сюда притащили?

«Нормально попал, – подумал Филиппов. – Дочь из воздуха образовалась».

– Тебе-то откуда знать, что он не отец? – продолжал звенеть девичий голос.

– Рита, у тебя крыша поехала? Тёма, отвези его обратно в гостиницу.

– Инга Владимировна, вы даже не представляете, что там снаружи. В городе паника.

– И что? Из-за паники эта пьянь должна валяться у меня на кухне?

«Я не валяюсь, а вежливо и аккуратно лежу», – подумал Филиппов, ничуть не обидевшись на «пьянь».

Инга подошла к нему и брезгливо принюхалась, как будто его пороки должны были источать физическое зловоние.

– Я в Интернете читала, что в прошлом году он пытался жениться на собаке в Лас-Вегасе. Даже к священнику ее притащил.

Филя собрал все силы, чтобы не расплыться в счастливой улыбке.

– Ради пиара, наверное, – сказал Тёма. – Может, он спектакль тогда про собаку ставил? «Каштанку» какую-нибудь… А вообще идея прикольная.