Сергей Шнуров

Я в то время купил себе Danelectro незадорого. Хорошо помню, как я его разбил: был концерт на закрытии Варшавского вокзала. Осень, холодно, вся хуйня. Наш басист Макс Колотушка наебенился до такой степени, что даже в тональность не мог попадать. Я кинул гитару об асфальт, забрал у Макса бас и стал сам играть. А Максу сказал: уйди на хуй, чтоб я тебя не видел.

Артемий Троицкий

Живьем я «Ленинград» увидел впервые во время какой-то акции на полуразрушенном Варшавском вокзале, очень был милый концерт. Меня это все позабавило.

Андрей «Андромедыч» Антоненко

Когда приезжали в Москву, то сразу с поезда отправлялись к Паше Павлику и немедленно садились пить. Часов в одиннадцать обычно начинали.

Паша Павлик

Пузо иногда сдавал свой барабан на хранение в универсам напротив моего дома.

Митя Мельников

Начиная с лета 2000-го новые песни мы не репетировали вообще. Все песни разучивались на саундчеке. И после «Ленинграда» я как-то очень напрягся — хотелось, в принципе, и дальше на барабанах играть. И тут-то я и понял, в чем смысл «Ленинграда». Потому что все остальные группы делают совершенно по-другому — несколько раз в неделю собираются, по шесть часов играют ну и все такое. Заниматься этим совершенно не хотелось.

Евгения Федоровская

Самый первый раз я услышала и увидела группу «Ленинград» в клубе «Край». Дело было где-то осенью 2000 года. Это было прекрасно, ключевой песней, неоднократно спетой, была, конечно, песня про день рождения.

Прошло еще несколько месяцев, «Ленинград» твердо занял место любимой группы, постоянно звучащей.

Потом наступила зима, и как-то раз Лиза Ефимова и Катя Манукова с горящими глазами сообщили, что «наконец-то» познакомились с кем-то из чудесного питерского коллектива. И что мне тоже надо срочно записываться в «группиз». Ну, идея мне очень понравилась. Вскоре был концерт в «Китайском летчике», народу была толпа, люди, что называется, висели на люстрах (вряд ли там есть люстры… значит, на потолочных балках), и на сцене тоже было тесновато. Так было весело. После концерта наметилось нечто вроде after-party. Поехали ко мне, влезли чуть ли не ввосьмером в мою старую белую восьмерку, да еще и припечатали это контрабасом, так что машина железным брюхом скреблась по заледеневшему асфальту. Но доехали. Я как раз начала жить одна в тот момент, на Бауманской, рядом с Елоховкой.

Выяснилось, что прекрасные персонажи из прекрасной группы живут обычно у своих друзей, когда приезжают на концерты в Москву, — как и все нормальные люди. У меня было мало места, но человека четыре остались: Севыч, Ромеро, барабанщик в очках и директор Денис. Ну и потом еще несколько раз, у них как раз были довольно часто концерты в Москве, раза два в месяц, наверно, — тоже оставались. В разном составе, который регулярно дополнялся уже московскими друзьями и «группиз». Было прекрасное время. Смутно помню детали, все же проходило в плотном алкогольном чаду.

Было всякое. Было очень весело. Ну и не без романтики, конечно. Помню, как мы с Севычем подолгу сидели на кухне, до утра обсуждая свои душевные терзания. Севыч прекрасный парень, тончайшей души человек, и такой легкий при этом, остроумный. Еще помню, что целовалась с кем-то из музыкантов на морозе.

Алексей Зимин

Я не очень помню, в какой момент мы близко сошлись со Шнуровым. Знакомились мы несколько раз, но продолжения не возникало. Помню только, как мы уже сидим в «ОГИ». Я допрашиваю Шнурова на предмет его жизненных ценностей, в частности, интересуюсь, любит ли он Егора Летова.

Шнуров отпивает из кружки с пивом: «Он же не баба, чтобы его любить».

Андрей «Андромедыч» Антоненко

Играли концерт в ДК МАИ. Как-то в перерывах между стопками Веич, который у нас главный скалолаз, предложил мне в самом начале концерта спуститься с потолка по канату. Точнее, сперва он предложил Севычу. Севыч сначала загорелся, потом посмотрел на высоту, сказал, ну его на хуй. Пришлось мне. Самое страшное — отпустить эту балку и повиснуть. Дальше уже все равно.

Митя Мельников

В Риге на концерте Ромеро играет, и тут у него потихоньку начинают сползать штаны, чего он не замечает. Они сползают до пола, он стоит в одних трусах, играет на саксофоне, потом решает сменить позу, в результате запутывается в штанах и падает прямо на мои барабаны.

Александр «Пузо» Попов

С дудками всегда были большие проблемы — у нас все, в общем-то, пьют в коллективе, и довольно много, но почему-то так получалось, что проблемы возникали только с ними. Я когда-то вел счет, но потом сбился, сколько раз я выкупал Ромеро из ментовки. Идешь ты, скажем, по перрону, а перрон длинный на Московском вокзале, ментов там много, и он умудрялся мимо первых как-то пройти, вторых тоже миновать, а вот при виде третьих он уже начинал ссать в щель между вагоном и платформой или ронял туда какую-нибудь бабу, привезенную с собой. У него за такие дела, естественно, отнимали паспорт, и мне приходилось бежать и этот паспорт за энную сумму вынимать.

Всеволод «Севыч» Антонов

Народная популярность «Ленинграда» случилась, конечно, не без московского пиара, не без той же «Афиши». Вообще, без одобрения московской тусовки ничего бы не вышло. Просто питерский слой — ну что? Все варилось в себе, популярность была, но она напоминала замкнутый круг. Взять тот же альбом «Пуля» — ну да, его слушали в Питере вообще все. Просто все. Это был локальный культ. А что такое «Пуля»? Это был плохо записанный альбом. Меня пробил не альбом, а ситуация как таковая — все в городе слушают один альбом, и всем он нравится. Потом вышел «Мат без электричества», который уже расставил все по своим местам. И одновременно с ним появилась мощнейшая московская поддержка, когда все стали про это писать, когда мы все в результате подружились. Без этой поддержки не было бы такого эффекта. Когда мы стали играть в Москве, «Ленинград» автоматически стал российской историей. Я же помню ситуацию в Питере — не такие уж и забитые там были залы. Не сравнить с массовой московской истерией. Все эти очереди, они как раз и начались в 2000 году. Это прежде всего концертная история. Сперва пошло поветрие, что на это надо смотреть, а потом уже все стали слушать альбомы. У Сереги был прекрасно выраженный лирический герой, который пришелся всем по душе. При этом никакой конъюнктуры, это были как будто мысли вслух. Просто время еще было такое — годом бы раньше или годом позже, и история была бы невозможна. А вообще это был реальный праздник, после которого все выходили абсолютно счастливые и беззаботные, выходили и шли дальше пьянствовать, и даже матом не было сил ругаться, потому что все истории они оставили на концерте.

Глеб Владиславлев

Фестиваль «Крылья». После концерта пошли раскуриться. Тушино, жарища, летное поле, вообще ничего вокруг. Видим какие-то бетонные блоки, идем туда. Там стоит человек пятьдесят омоновцев. Ну, делать нечего, слово за слово, хуем по столу, и вдруг они нам предлагают: может, покурим? Мы говорим: у нас свое есть. Ну и начинается полная вакханалия. Подходит какой-то мент, ему говорят: стой. Он останавливается. Ему говорят: пошел на хуй. Он разворачивается и уходит. Потом все легли спать. Потом поехали на вокзал. Серега толком не проспался, сидит пьяный, накуренный. А у него свитер такой зеленый, военный, с нашивками. А он пока с омоновцами курил, они ему сказали: Серега, ты такой классный, давай мы тебе звездочек дадим! Они ему наковыряли с погон звездочек, и он их нацепил на плечи. Едем мимо «Беговой», он просыпается на переднем сиденье, и начинается настоящая истерика в стиле Ромеро: бля, я хочу чебуреков! Хочу чебуреков, и все, пиздец. И пока я успеваю что-либо сообразить, он открывает окно и начинает дико всем прохожим орать: «Я генерал ОМОНа, меня похитили, везут в Чечню, купите мне чебуреков, иначе я, блядь, пол-Москвы на уши поставлю!»