Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо страха, масло лампы содержит еще один элемент, а именно, «сжигающую» страсть, но страсть, которая имеет больше общего с требованием власти и обладания, чем с истинной любовью. Психея олицетворяет здесь некоторые личные черты анимы Апулея-Луция: его страстное желание знания (curiositas) и его склонность к магии, целью которой является манипуляция божественными силами, а не служение им. Эти интеллектуальные качества его анимы до сих пор удерживали Луция от знакомства с богиней Исидой через личный опыт и подчинение себя неисследуемым тайнам души. Любовь не терпит ни интеллектуальной точки зрения (таковы интерпретации «ничего, кроме»), ни страсти, которая борется за обладание. Вот почему Эрос убегает, глубоко раненный, и Психея вынуждена пережить долгие испытания, прежде чем сможет найти его снова.
Как указал Эрих Нойманн[76], в тот момент, когда Психея начинает по-настоящему любить, она больше не затеряна в бессознательном далекого рая радости и смерти, скорее, она пробуждается и ведет себя по отношению к Эросу как любящий партнер. Личная любовь заняла место чисто коллективного принципа удовольствия, но именно в этот момент любовь становится трагической.
Как правило, в сказках женщина достигает индивидуации путём страдания, в то время как герои-мужчины более активны. Бывают исключения, но обычно герой убивает дракона, борется с великанами или поднимается на горы, в то время как героиня чаще завершает свой поиск страданиями, не отказываясь от своей любви. Психея — типичный пример последнего. Есть множество сказок, в которых девушка отправляется на поиски живой воды, и так далее. Есть также тексты поздней античности, как я уже упоминала, в которых описываются бесконечные страдания богини Софии и её схождение в ад.
Есть некоторое количество подобных мотивов и в еврейском учении о том, что божественный женский аспект Бога, Шехина, должна быть искуплена от материи и вновь возвращена к Богу. Эти еврейские сказания о Шехине, вероятно, испытали влияние гностических традиций, или они происходят из одного и того же источника. Юнг упоминает об этом в своей книге «Алхимические исследования». Он говорит, что там, где появляется мотив, что женская сторона Бога отделяется от мужской, это означает отделение от анимы через Логос, который хочет абсолютности и победы духа над миром чувств. Чем больше человек хочет навести порядок в сознании, тем больше он будет отрезать себя от анимы, и поэтому она попадает на нижний уровень, в материю. Это означает, что он диссоциирован от своей анимы, которая падает вниз, в страдание и бесконечные эмоции. Если человек не обращает внимания на свою аниму и не поддерживает с ней контакт, она все более и более вовлекается в чувственные импульсы и примитивные аффекты. Вот почему у ученых часто характер хуже, чем у представителей других профессий, потому что они из тех, кто стремится отвергнуть аниму и поэтому она регрессирует на более низкий уровень. Если отнять у профессора ученую персону, можно найти только ребенка. Это часто человек, который женится на своей кухарке, потому что слишком ленив, чтобы найти нормальную жену, и у него нет времени развивать свои чувства и добиться достойной женщины, которой ему, возможно, придется в определенной степени уступить. Человеку, который весь день поглощен книгами, нужен кто-то простой, поэтому он женится на своей кухарке, потому что она просто есть, а через несколько лет она им управляет! Он посвятил себя Логосу, и его анима опустилась в примитивную чувственность, аффект и эмоции.
Естественно, это всего лишь карикатура на то, что происходит, когда Человек слишком отвергает Эрос. И это отражается в мотиве анимы, упавшей с неба и вынужденной пойти в долгие поиски. Как отмечалось ранее, мифологически женщина обычно достигает цели скорее страданием, нежели действием. Это поиски выносливости, и все больших и больших страданий, в то время как герой часто должен быть активным, хотя это не всегда так. Как страдающая, падшая София у гностиков, она принимает свои страдания и проходит долгий путь, чтобы найти Эроса. В истории об Эросе и Психее, один факт, однако, безусловно, изменен вмешательством злых сестер, небольшой факт, который Нойманн в своей книге пропускает, но который является важным моментом для меня: оставляя Психею, Эрос говорит ей, что ребенок, который находится в её утробе, теперь станет девочкой, а не мальчиком. «Если бы ты не открыла тайну, — говорит он, — это был бы мальчик, но из-за того, что ты совершила, ты не потеряешь ребенка, но родишь девочку». Мы знаем, что в конце рассказа, когда она находится на Олимпе, она рожает девочку по имени Voluptas, чувственная любовь. Она должна была бы родить мальчика, имени которого мы не знаем, если бы не нарушила заклятие.
Если интерпретировать такой поворот событий с человеческой точки зрения и вновь связать его с Апулеем, то становится ясно, что Харита и Психея — это личные аспекты одной и той же фигуры в его бессознательном, которая связана с положительным аспектом материнского комплекса и с большой наивностью puer aeternus. Когда у мужчины положительный материнский комплекс, он отождествляет себя непосредственно с божественным ребенком. Он ведет себя как крылатый бог, отказываясь от всех основных задач жизни, таких, как принятие собственной твердой точки зрения на реальность, зарабатывание собственных денег, нахождения правильного направления работы, и подобные трудности. У Луция же отрицательный материнский комплекс, как мы видели в самом начале. Можно сказать, что он, как осёл, полностью заключен в тюрьму негативным аспектом архетипа матери. Миф о Психее и Эросе теперь показывает энантиодромию, начало превращается в свою противоположность. Но так как этот положительный момент еще совершенно неприспособлен и нереалистичен, сестры могут ворваться в него.
Это приводит нас к вопросу о том, кем бы мог быть неродившийся «ребенок-мальчик». Ответ таков: ребенок анимы, то есть Самость. Результатом hieros gamos, священного брака Эроса и Психеи, было бы рождение символа Самости. Родился бы божественный ребенок, которого мы могли бы назвать появлением Самости в отношении Луция. В психологии мужчины, девочка, которая теперь будет рождена, есть обновление анимы. Он появляется как Voluptas, как чувственная страсть, хотя можно было бы подумать, что Луций уже достаточно испытал её. Хоть и рожденная на Олимпе, эта девочка Voluptas ближе к человеческому, так что вместе с ней появляется гуманизация принципа удовольствия, который, однако, почти немедленно проглочен обратно в коллективное бессознательное.
Похожий, и в определенной степени параллельный, процесс представлен в Апокалипсисе святого Иоанна, который Юнг прокомментировал в «Ответе Иову»[77]. Появляется женщина с короной из двенадцати звезд на голове, и её преследует красный дракон. Она должна родить нового спасителя, но она вновь удалена на небо, и, таким образом, божественный ребенок не воплощается на земле. Здесь мы также видим описание возможного рождения нового символа Самости, который, однако, снова погружается обратно в бессознательное. Это означает, что еще не пришло время, когда этот аспект может войти в коллективное сознание.