Навстречу идет еще один человек с собакой. Он говорит, что знает Оби. Он сообщает, что у Оби ускоренный обмен веществ и что мою собаку нужно кормить чаще, чем его пса. Это никчемная информация. Ведь он не сказал мне, как часто кормит собственную собаку. Зато он сообщил мне, что Оби – кобель.

Я захватил с собой только один мешочек, поэтому, когда Оби уселся справлять свои дела во второй раз, это ставит меня в затруднительное положение. Он гадит прямо на тротуар. После того как он управился, мы с ним переходим на другую сторону улицы, как будто мы тут ни при чем.

– Shame on you, Obi, – говорю я ему. – Bad dog[14].

Довольно странно прохаживаться по нью-йоркской улице с собакой.

Однако благодаря этому я то и дело вижу что-нибудь в новой перспективе.

Я сейчас так далеко от дома, в огромном городе.

Столько людей! И только один – я.

Единственное, что я могу знать в любой момент, – это о чем я сам думаю.

Я не имею никакого представления, о чем думают другие.

Кажется ли им космическое пространство громадным и страшным?

Мне так кажется.

Вспоминается ли им время от времени, как они были маленькими?

Мне – да.

Во что они верят?

Я верю, что никто не должен быть один. Что нужно быть с кем-нибудь вместе. С друзьями. С любимыми. Я верю, что главное – это любить. Я верю, что это самое главное.

Пока мой брат готовит завтрак, я пишу Лизе открытку.

Вот что я пишу:

«Привет, Лиза!

До чего же огромен Нью-Йорк! У меня от него чувство, немного похожее на то, которое я испытываю при мысли о космосе. Такое чувство, как будто я освобождаюсь от ответственности. Как будто я ничего не могу и мне остается только одно – постараться хорошо провести время. Я вожу гулять пса, которого зовут Оби. У нас квартира в доме с привратником. Он носит форменную одежду и говорит: „How are you today, mister?“[15]И я отвечаю: „Fine!“[16]Брат не позволяет мне говорить о времени и о Вселенной. Мне не терпится снова увидеть тебя. Я ни разу не стучал по доске, с тех пор как мы не виделись. Я думаю, что главное – это любить».

Я пошел опустить открытку, а когда вернулся, Оби уже не было в квартире.

Без меня заходил Дэвид и забрал его.

Значит, мне не придется звонить по номеру l-800-Parks.

Я спрашиваю, что сказал Дэвид, и брат говорит, что почти ничего. Дэвид только выразил сожаление, что так долго не приходил, и спросил про бананчики, настоящие ли они.

В Америке не сразу разберешься, какие фрукты валяются на полу – настоящие или пластиковые.

За завтраком брат спрашивает меня, что я думаю.

Насчет чего? – уточняю я.

– В общем и целом, – отвечает брат.

Я описываю ему, как только что все предстало передо мной в новой перспективе, и рассказываю, что Нью-Йорк для меня чем-то похож на космическое пространство, а самое главное – это любить.

Брат кивает.

Он спрашивает, не подумываю ли я том, что было бы лучше, если бы я размышлял немного поменьше.

Я говорю ему, что подумывал и не раз, но это легче сказать, чем сделать.

Брат говорит мне, что надо бы побольше заниматься тем, что дает непосредственные впечатления.

– Чем, например? – спрашиваю я.

– Играми, – говорит он мне и объявляет, чтобы сегодня я предоставил ему решать, что мы будем делать.

– И что ты решил? – спрашиваю я. Он решил, что мы не будем думать, а будем много смеяться.

– Пожалуйста, я не против, – говорю я.

Мы сидим в нью-йоркской Публичной библиотеке.

Мы пришли сюда по решению моего брата.

Библиотека ничего себе. Большая. Людей видимо-невидимо. И дежурные, которые следят, чтобы посетители не выносили книг.

Я смотрю журналы.

В одном из номеров «Таймс» я увидел фотографию облака космического газа в каком-то месте Вселенной. Снимок сделан спутником, а в пояснительном тексте сказано, что облако находится на расстоянии нескольких триллионов километров от нас.

Ладно, пусть так.

Мой брат сидит за компьютером в другом конце зала. Я вижу, как он посмеивается. Вот он машет, подзывая меня к себе.

Напротив устроился какой-то бездомный, он читает. Рядом на полу лежат его мешки. Не меньше пятнадцати. Одет он в настоящие отрепья. А между тем он читает книгу, которая называется «Economic science».

Права была дама, которую я встретил в Осло в гостиничном лифте, когда она сказала, что в мире все на самом деле гораздо сложнее, чем мне кажется.

Но мой брат – человек без лишних сложностей.

Он подбирает с помощью компьютера список авторов, в фамилиях которых можно найти норвежские табуированные слова.

Вот он набрал на экране крайне неприличное слово.

Он все хохочет. У меня это вызывает чувство неловкости.

Но когда компьютер выдает ответ, я тоже начинаю хохотать. Это ужасное ребячество, но замечательно весело.

Я не мог удержаться от смеха. Я смеюсь, а сам озираюсь по сторонам. Надеюсь, что никто не заметит, чем мы тут заняты.

Мы долго просидели за компьютером. Должно быть, больше часа. Впечатление было потрясающее. Давно я так долго не хохотал. Часто самое забавное заключалось в несоответствии между фамилией автора и серьезностью темы, о которой он пишет. Но иногда достаточно было просто увидеть, как на экране возникают слова. У меня такое чувство, точно мы кого-то разыграли.

Мы с братом состязаемся в придумывании словечек.

Среди них есть очень нехорошие.

Вот кое-какие примеры из того, что мы тогда отыскали: