Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Так, может, тебе лучше стремиться не в актрисы, а в сценаристы? — посоветовал ей тогда Судзуки-сэнсэй. — Вот и попробуй написать пьесу. О людях, с которыми ты жила в той „муре“. И о том, какой нечистью бывают забиты их чердаки. Так, чтобы я действительно понял, о чем ты…»
И вот уже в 2000 году, закончив театральные курсы, Юкико учреждает так называемую «Труппу Мотои Юкико» — коллектив из нескольких режиссеров и сценаристов, ставящих спектакли для актеров профессиональных театров. И самолично поставила на одной из токийских сцен свою первую в жизни пьесу. Называлась эта повесть «Покажите мне муки вашей любви, слизняки!»[19] — и своеобразным моторчиком для ее сюжета выступала… та самая частная переписка звездного режиссера с юной фанаткой из провинции. В которой героиня и рассказывала своему далекому герою все мрачные тайны чертей своего болота. А он отвечал ей и сам задавал вопросы. В бегущем пунктире их переписки строк от обоих — примерно поровну. Так неужели же весь лихой «бестиарий уездного города N» эта нахальная особа в ее 19 лет сочинила сама?
Возможно, интрига сэнсэя с ученицей и состояла в том, чтобы после выхода книги никто не мог усомниться в полном авторстве Юкико, даже если сюжет словно бы и намекал на обратное? А возможно, гордость лисицы-кицунэ не позволила ей нежиться в лучах чужой славы? В любом случае, даже в титрах одноименного фильма по «Слизнякам» (призера Иокогамского фестиваля и участника спецпоказа в Каннах 2007-го) никакого упоминания о Судзуки-сэнсэе так и не всплыло.
Но портретная галерея бесов ее городка получилась внятной и убедительной, точно оттиски гравюр укие-э с реальными историями жизней и портретами конкретных людей. Об этом-то и задумываешься невольно, когда видишь, с какой виноватой, хотя и по-прежнему хитрой улыбкой Юкико-сан снова благодарит жителей префектуры Исикава «за поддержку и понимание» на пресс-конференции в 2016-м — сразу после того, как ее наградили премией Акутагавы уже за повесть «Брак с другими видами»…
Кстати, именно на эту церемонию награждения она прибежала в разных носках, поскольку собиралась наспех, оставляя на мужа двухмесячную дочь, и вообще не рассчитывала ни на какую победу. И уже на пресс-конференции мило краснела и хитро оправдывалась — мол, я вообще обожаю ходить в разных носках по жизни. Хотя, судя по ее текстам, скорей всего, так и есть…
«Я согласна с теми, кому эта повесть показалась не такой бурной и жесткой, как мои предыдущие истории, — заявила она журналистам. — Полагаю, так вышло потому, что я писала ее всю беременность, в безопасном, отстраненно-созерцательном состоянии… Но я уверена: мои буря и натиск еще вернутся ко мне!»
Рукой же она писала, поскольку опасалась, что излучение от экрана компьютера отразится на ребеночке. И уже это позволяло ей создавать для текста рисунки на полях — эдакие «маргинальные манги», которые она затем описывала-истолковывала в тексте. Самый же частый символ, являвшийся ей на протяжении всей беременности, — две змеи, медленно и синхронно пожирающие друг друга, начиная с хвоста. И так — до полной аннигиляции. Год за годом. Все больше походя друг на друга…
По признанию самой Юкико-сан, первой, если не самой главной жертвой ее очередного гротеска оказался ее собственный муж — известный поэт-песенник, интеллигент с мягким характером. Дочитав только что написанную повесть, он пришел в полный шок. Ибо все эти девять месяцев полагал, что жена пишет нечто об их отношениях и так или иначе описывает его самого. Как бы не так! Однако супруг героини в «Браке…» оказался его диаметральной, не сказать — зеркальной противоположностью, да еще и доведенной буйными фантазиями жены до полного абсурда.
Разумеется, как мы боремся с нашими страхами — дело сугубо индивидуальное. Тем более у беременных женщин. Но поскольку Юкико-сан — воин светлой стороны, этот сборник заканчивается рассказом, в котором аннигилировавшийся было муж возвращается к героине и продолжает свой бег. Видимо, чтобы поэты-песенники и отцы счастливых семейств могли спать спокойно.
«Когда она сочиняет новый персонаж, она проникается им до полного перевоплощения», — говорят о Юкико Мотое коллеги-сценаристы.
Что ж! Похоже, нам здорово повезло, что одной юной девушке вовремя попался сэнсэй, который отговорил ее стать актрисой.
* * *
И все же главный ключ для настройки на общую магию столь необычной прозы, пожалуй, таится даже не в главной повести, а в следующем за нею рассказе — «Собаки», который смело можно назвать визитной карточкой Юкико Мотои. Хотя бы уже за то, что она переделывала его бессчетное количество раз в течение нескольких лет, и на сегодня в только печатном виде насчитывается как минимум три разных варианта — два японских (журнальный и книжный) и один английский, причем последний[20] отличается от японского оригинала как развязкой, так и финалом, а пресловутое чеховское ружье выстреливает в совсем другую сюжетную сторону.
Да, похоже, любовный треугольник, в который вляпалась героиня «Собак», годами не отпускал рассказчицу. Внешне эта история напоминает классический японский кайдан — средневековую городскую страшилку, в которой ёкаи заморачивают людей, а в данном случае — бродячие собаки-оборотни заставляют исчезнуть жителей целого городка. Однако чуткий японский глаз, скользя по первым же строкам, довольно быстро заметит детали и вопросы, которые только маскируются под незначительные, но на самом деле рассказывают нам еще одну, подводную историю — о несчастной любви, а возможно, и о любовном самоубийстве.
Да, эта юная художница, явно отшельница-хикикомори по стилю жизни, в большом городе влюбилась в женатого мужчину. И дело дошло до того, что ему пришлось избавляться от нее, чтобы только не развалилась семья. И он дал своей пассии эту чертову работу — поселив ее в старой горной хижине, что досталась ему по наследству. Все эти долгие недели она жила его обещанием приехать к ней, но под конец оказалось, что встречаться с нею он не собирается, а в городок под горой приезжает с женой и ребенком. Узнав об этом, она бросается в колодец, и ее верные белые собаки как будто спасают ее, но уже в своем мире, где существуют только они, но нет ни единой живой души.
Подобное «двойное дно» прочитывается практически в каждом из рассказов сборника. Вот и «Баумкухен» — история очередной классической домохозяйки,