Но в тот момент, когда я уже была готова рявкнуть «поберегись!» и пнуть коробку с костюмами ногой, вошла Гретхен.

На ней было ярко-красное платье с рукавами-фонариками, явно купленное по эксклюзивному каталогу. Платье выглядело бы скромно, если бы Гретхен не сопроводила его черными туфлями с открытым носком и на высоченных шпильках. Она выглядела Красной Шапочкой, у которой на уме нечто такое, от чего волку будет о-очень плохо. Она наполнила студию улыбками и громкими возгласами: «Приве-е-е-ет!», и «Простите, что опоздала!», и «Здравствуйте, девочки!».

Девочки вскочили, подбежали и окружили ее, восклицая:

— А я вас знаю!

— Я вас видела по телику!

— Гретхен, Гретхен! Посмотрите, какое у меня платьице!

Одна из них, стоящая рядом со мной, три раза подпрыгнула на месте, выкрикивая:

— Это она! Это она!

После чего ее незамедлительно вытошнило на мои туфли.

Гретхен швырнула на пол огромную сумку, в которой, как выяснилось, лежало несколько бумажных пакетов со сладостями.

— Как мило, — проговорила одна из мамочек. — Это вы для девочек принесли?

— Ну… да, — ответила Гретхен. — Если хотите. Налетаете, детки!

Визжа, словно поросята, девочки (включая и ту, которая испачкала мои туфли) набросились на сладости и начали ссориться — кому что достанется. Гретхен рассмеялась и отошла в сторону. Выглядела она совершенно нормально, как обычно.

— Привет, Эл, как ты?

В ее взгляде мелькнула озабоченность.

— Я только что вернулась после жуткой разборки в редакции «Коко», — ответила я и рассмеялась. Смех получился немного истеричным.

— Что стряслось? — Внимательно слушая мой рассказ, Гретхен поставила стул перед зеркалом и села. — Ты бы сняла туфельки, Эл. Пахнут.

— Глупость ужасная. Ну да ладно. Словом, им попали наши костюмы, а нам — их дорогущие платья. А он пожелал оставить себе наши детские наряды, потому что… нет, это так глупо, что я даже не стану тебя утомлять, а когда я сказала, что костюмы забрать нельзя, он обозвал меня шлюхой, а все вокруг притихли. И еще он мне сказал, что в мире моды я больше работать не буду никогда. — Я перестала хихикать и сняла испачканную туфлю. — Не больно-то и хотелось, между нами говоря.

Гретхен вытащила из коробки бумажный платочек, накрыла им мою туфлю и торопливо бросила в мусорную корзинку.

— Вот это называется дружба, — проговорила она, похлопав меня по плечу. — Ради кого-то еще я бы в жизни к блевотине не прикоснулась. — Она придирчиво осмотрела мою ногу. — Похоже, на брюки не попало. Хорошо, что они у тебя укороченные. А про этого гадкого гомика забудь, выбрось его из головы. Небось ему осточертела диета — наверняка на нем штаны не сходятся.

— Но был его день рождения! — воскликнула я. — И я надеюсь, что одним из подарков будет огромный торт, который ему противопоказан.

— О, ну тогда тем более понятно, — кивнула Гретхен. — Значит, он еще и постарел на год… Просто ты оказалась в неправильном месте в неправильное время. Хорошо бы ему поперхнуться этим тортом за то, что он, скотина, нагрубил моей лучшей подруге.

— Спасибо, — благодарно проговорила я. Она считала меня лучшей подругой? Как замечательно! Я разрывалась между желанием обнять ее и угрызениями совести из-за того, что обрушилась на нее со своими терзаниями вчера, когда ей самой было плохо. — Ладно, хватит обо мне. А ты в порядке?

Гретхен отмахнулась.

— Да, извини за вчерашнее… И прости, что не перезвонила тебе. Просто у меня был жуткий предменструальный синдром. Ты уж сегодня постарайся, пофокусничай с аппаратурой. Я так распухла, что чувствую себя десятитонной Тэсси[42]. А сладкого жутко хочется — не поверишь, но… — Она перешла на шепот: — Эти маленькие спиногрызы поедают мои конфетки!

Я рассмеялась.

— Давай потерпим, ладно?

Гретхен кивнула.

— Согласна. Только если потом пропустим по стаканчику где-нибудь. Или по три.

— Заметано, — сказала я. — Вот только я теперь разута.

— Мы что-нибудь придумаем, — пообещала Гретхен. — Это мы умеем.

Без четверти четыре детишки, наевшиеся сладостей, и не подумали утомиться. Они совершенно обезумели и носились по студии, будто маленькие тасманийские дьяволы

[43]. Вдобавок стилистка включила на полую громкость саундтрек из «Классного мюзикла»[44], и девчонки принялись танцевать и подпевать, как ненормальные. Но следовало отдать должное Гретхен: она решительно включилась в это безумие и отплясывала наравне с детьми, а те восторженно визжали.

К пяти часам она еще держалась на ногах, а вот детки немного выдохлись.

— Ты сегодня была просто восхитительна, — смеясь, сказала я и от прилива чувств обняла Гретхен. — Все просто отлично. Пожалуй, теперь мы можем пойти выпить. У меня есть все, что нужно.

— Кроме туфли. — Гретхен указала на мою ногу, пританцовывая под музыку. — Стилистка спросила у меня, почему ты в одной туфле, а я ей сказала, что это одна из твоих творческих штучек. Представляешь, она поверила! Ну, отчасти поверила. Может быть, возьмем такси и сначала заедем к тебе, чтобы ты переобулась?

Меня это вполне устраивало, поскольку я знала, что Том в спортзале и дома его не будет.

Через полчаса мы остановились возле нашего дома. Я отперла дверь и торопливо выбрала пару туфель среди стоящей в коридоре обуви Тома, Пауло и своей. Я спешила, не забывая о том, что счетчик такси щелкает. Только я успела надеть лодочки, как на лестничной площадке возник Том.

— Привет! — воскликнул он.

— Ты что здесь делаешь? — изумленно проговорила я.

— Ну ничего себе! — рассмеялся он. — Я тебя тоже люблю. Встреча с клиентом закончилась раньше, чем я думал. Спортивная сумка у меня в офисе, под столом, но не было сил туда возвращаться, и я решил, что лучше завтра с утра устрою пробежку. А у тебя какие дела?

— Мы с Гретхен собрались выпить после съемки.

— Она здесь? — обрадовался Том. — Я спущусь и поздороваюсь с ней.

— Нет! Все нормально, мы просто на минутку… — залепетала я, но Том уже побежал вниз по лестнице. Я в ужасе поспешила за ним.

Гретхен опустила стекло на окошке. Том протянул ей руку.

— Здравствуй, Гретхен. Меня зовут Том, — приветливо проговорил он.