Она сжала кулаки и продолжила:

– Иногда мне снятся кошмары, что куклы до него добираются, выкалывают ему глаза, он слепнет и больше не может играть на рояле, и это мучит его больше, чем что-либо другое на свете. Я никогда не дам этому случиться. Только не с Камероном. Я растопчу их мелкие гнилые головы, пусть только попробуют к нему подойти.

После того как Лилиаз ушла в свою комнату, я закрыла дверь, помедлила и заперла ее. Перерыла все вокруг, но не нашла ни одной Шарлотты.

Слова Лилиаз о слепоте напомнили мне о черно-белом фото в старом классе, об учительнице, некогда жившей в этом доме. Внезапно в голове всплыл шепот Ледяных Шарлотт: «Сыграем… в “Столкни училку с лестницы”»!»

Передо мной появилось лицо учительницы, строгое и серьезное. Ладони стали липкими: мне вспомнилась крутая лестница за дверью, и мысль, мелькнувшая в голове, когда я ее впервые увидела, – как раз чтобы переломать кости…

Я вытерла ладони о джинсы. Это не могло быть правдой. Когда школа закрылась, учительница, наверное, стала работать в другой школе в деревне. Или вышла замуж и уехала вместе со своим супругом, подальше от Ская, школы и Ледяных Шарлотт, запертых в подвале. Я покачала головой, пытаясь забыть образ учительницы, лежащей у подножия лестницы с переломанной шеей. Но я не могла от него избавиться – мне нужны были доказательства. Я включила ноутбук и стала искать информацию о старой школе на утесе.

И сразу же пожалела об этом.

Я зря надеялась. Последняя учительница не уехала, когда школа прекратила свое существование, и не стала преподавать в другом месте. Школу вообще закрыли как раз из-за нее. В местной газете я нашла большую статью с перепечатанной фотографией из классной комнаты.

«После многолетнего процветания Данвеганскую школу для девочек стали преследовать несчастья, главным из которых стала смерть учительницы, мисс Грейсон, упавшей с лестницы и сломавшей шею. Несмотря на многочисленные объявления и поиски учителя на замену, репутация школы отпугивала возможных претендентов, и в результате ее решили закрыть.

За последний учебный год одна из воспитанниц умерла от нераспознанной аллергии, другая утонула, купаясь в расположенном неподалеку озере Лох-Пултиэль. Третья ученица ослепла из-за трагической случайности, а четвертая разбилась, выпав из окна на втором этаже.

Сегодня в здании школы обитает семья Крейгов, но, похоже, проклятие все еще преследует этот дом. Камерону Крейгу, вундеркинду, чья звезда должна была засиять на музыкальном олимпе, пришлось забыть о карьере после пожара, в котором пострадала его рука. Чуть позже его младшая сестра, семилетняя Ребекка Крейг, замерзла насмерть на утесе при загадочных обстоятельствах…

Обожженные, замерзшие, утонувшие, отравленные, искалеченные и убитые… казалось, ужасам, происходившим в доме и вокруг него, нет конца. Школа размещалась в здании с середины девятнадцатого века, но первый странный случай произошел только в 1910 году. Что изменилось? Возможно, это было как-то связано с Ледяными Шарлоттами? Может, они появились в доме именно в это время?

Я начала думать, как узнать больше об этих куклах, когда с первого этажа донеслись нестройные аккорды. Было почти три часа ночи, и я подпрыгнула от неожиданности.

Через секунду, решив, что это, наверное, Ракушечка гуляет по роялю, как в тот вечер, когда я приехала, я вздохнула с облегчением. Вернулась к статье, но клавиши зазвенели снова. И тут ужас нахлынул на меня. Я вспомнила.

Внизу больше не было никакого рояля.

Грохот и стон беспорядочных нот нарастал, становился все более неистовым, как если бы внизу сидел безумец, колотивший по клавишам в приступе бешенства. Я схватила камеру с кровати и бросилась по лестнице, не оставляя себе времени испугаться. Я ждала, что остальные члены семьи тоже скоро появятся – музыка была такой громкой и точно должна была разбудить весь дом.

У двери старого актового зала я остановилась, затем распахнула ее и шагнула внутрь.

В огромной комнате было темно, но в лунном свете, проникавшем в окна, выделялся черный силуэт возвышавшегося на сцене рояля.

Я своими глазами видела, как мастер забрал разбитый инструмент, и вот он стоял здесь – абсолютно целый.

И это было еще не все. Кто-то играл, его силуэт ясно вырисовывался в сиянии луны.

Это была девочка в платье. Длинные волосы струились по спине. Она била по клавишам, словно ненавидела инструмент всей душой, а музыку – еще больше. При этом ее движения выглядели такими неестественными, дергаными, словно она была марионеткой, управляемой неумелым кукольником. Даже на другом конце комнаты я ощущала, как нарастали ее раздражение и гнев. Она словно пыталась сыграть пьесу, которую не могла вспомнить.

Затем, внезапно, мотив немного изменился. За фальшивыми, случайными нотами проступила зыбкая, призрачная мелодия. Я очень хорошо знала эту песню и ненавидела ее – «Прекрасная Шарлотта».

Волосы девочки спадали по обеим сторонам лица, пока она, склонившись над роялем, убивала балладу, делая ее почти неузнаваемой.

Трясущимися руками я включила камеру, подняла ее и сделала снимок.

Вспышка молнией озарила комнату и – на один ужасный миг – я увидела девочку в простой белой ночной рубашке, длинные волосы струились по спине и скрывали лицо. Она сидела за не существующим больше роялем. Ее пальцы вновь и вновь соскальзывали с клавиш – липкие, перепачканные в крови.

В последнюю долю секунды, перед тем как все снова потемнело, Ребекка подняла голову и посмотрела на меня. Кровавые слезы, жуткие черные круги под глазами и синие, замерзшие губы…

Затем вспышка погасла, и комната погрузилась во тьму.

Внезапный порыв ветра налетел с другого конца комнаты, словно там только что открыли окно, и волна воздуха хлынула мне навстречу, но я знала – это не просто сквозняк.

Я слышала, как он сметал все на своем пути, вещи переворачивались и падали на пол. То, что двигалось в ветре, приближалось. Даже сделав в темноте шаг назад, я понимала: оно совсем рядом.

В следующую секунду я ощутила холодные руки у себя на плечах. Меня объял ужасный, нестерпимый жар, я услышала треск пламени и почувствовала запах гари. Попятилась, запнулась обо что-то и упала. Задела рукой длинные черные волосы, а подол влажной ночной рубашки мазнул меня по щеке.

Я поднялась на ноги и нашарила в темноте выключатель, но Ребекки, конечно, уже не было. Сцена пустовала, и только перевернутый стол и пара упавших книг напоминали о том, что в зале что-то случилось.

Я подняла с пола камеру, молясь, чтобы мне удалось заснять Ребекку. Нажала на кнопку просмотра фотографий. Изображение появилось на экране, и мое сердце бешено застучало.