– Тогда я совсем не подумала об убийстве, – заявила она, не оправдываясь, а, скорее, для сведения. – Для меня все выяснилось позднее.

– Когда именно? – спросил Вульф.

– Вечером, часов в девять, наверное. И хотя я даже тогда понятия не имела, что Ноэль был убит, зато прекрасно была осведомлена о его взаимоотношениях с Джоном из-за аргентинского займа. Да и вообще обстановка была напряженной: какие-то неясные шепотки, таинственность…

Так что после отъезда доктора и шерифа я не стала ложиться спать. Сидя у себя в комнате, я обратила внимание на то, что некоторые наверх не поднялись, тихо спустилась по лестнице и вышла через черный ход. Ночь была лунная, окна никто не закрывал, в столовой горел свет. Оттуда раздавались тихие голоса. Я подошла поближе и увидела Джун, Джона и Энди.

Оказывается, василек зацепился за ветку шиповника в пятнадцати футах от тела Ноэля. Энди его подобрал. Мол, сперва он сделал это совершенно бездумно, а потом вдруг сообразил, что Эйприл вполне могла прийти туда для частной беседы с Ноэлем и обронить цветок из своего букетика. Однако лично он так не считает, поскольку Эйприл категорически заявила, что после чая прилегла отдохнуть у себя в спальне. У Джона, естественно, мнение оказалось точно таким же, но Энди он похвалил, ведь, припрятав василек, тот избавил от массы неприятностей и самого себя, и Эйприл.

Разговаривали они с напускным безразличием. Притворщики! Они же все прекрасно понимали! Как и я. Ибо сомнений в том, что Ноэля убила Эйприл, у меня не было.

Вульф погрозил ей пальцем.

– Не надо преувеличивать, мадам!

– Но это действительно так! Впрочем, вы, конечно же, на их стороне.

– Ерунда! Я ни к кому не подлаживаюсь, когда занят поисками убийцы. Конечно, василек – это улика, и, возможно, улика весомая. Точнее вещественное доказательство. Но чего? Вины Эйприл? Предположим. А если убийца, пытаясь очернить ее, сам подбросил цветок неподалеку от места преступления? Неубедительно, конечно, но весьма вероятно и изобретательно. Кстати, вы не знаете, какова дальнейшая судьба этого василька?

– Нет. Скорее всего, Джон его уничтожил. Я же говорила, что доказать ничего не могу. Но вы просто обязаны поверить мне, вы же подписали бумагу, в которой обещали блюсти мои интересы.

– Я верю каждому вашему слову. Однако должен напомнить, что все, сказанное в упомянутой бумаге, относится только к завещанию. Прошу это учитывать. Ибо не исключено, что вы сами убили своего мужа. Вам бы вполне хватило ума и находчивости придумать трюк с васильком.

– Теперь вы ерунду несете!

– Допускаю. Вам лучше знать. Какой длины были стебли в букете, подаренном мистером Стоффером мисс Эйприл?

И снова он превратился в терпеливого детектива. Я слушал, как они тянули резину, вполуха, автоматически фиксируя их разговор на бумаге и горестно подумывая о том, что иногда Вульфу бывает не лень переливать из пустого в порожнее. Единственная крупица, которую удалось извлечь из этой свалки, оказалась васильком, зацепившимся за куст шиповника. Впрочем, здраво рассуждая, он тоже был не ахти какой добычей, ведь васильки росли там на каждом шагу – «законно и незаконно». Не говоря уже о том, что Дейзи вообще могла все нафантазировать просто ради развлечения.

И пока я лениво прикидывал то так, то эдак, зазвонил телефон. Пришлось подняться и взять трубку.

Это был Сол Пензер.

К тому времени, как его сжатый, но все же подробный отчет почти завершился, Вульф покончил с Дейзи и та собралась уходить.

Я распахнул перед нею дверь, подождал, пока она выплыла из библиотеки, и подошел к столу.

– Если вы хотите знать мое мнение, – начал я, – то мы бы выглядели куда лучше, ограничив свою деятельность одним завещанием и оставив расследование убийства полиции. Изо все…

– Это Сол звонил?

– Да, сэр.

– Ну?

– Он провел совещания с мальчишками-лифтерами, чистильщиками сапог и прочими. Что касается Дженнета, то его задание расточать улыбки направо и налево увенчалось тем, что он успел пригласить некую барышню на обед в «Польский павильон». Это влетит вам в кругленькую сумму! Дэйвис женат, с женой, кажется, ладит. Когда Нейоми работала у него секретаршей, у них был роман. Такие вещи понимает даже Мэй Хауторн. Любовь. Позднее он погрустнел и пристрастился к выпивке. Пока сведения весьма поверхностные, схематичные.

О Прескотте практически ничего выяснить не удалось, кроме, разве, того, что он угощает людей дорогими сигарами, платит хорошее жалованье и не хватает своих стенографисток за коленки. У Сола появились кое-какие перспективные связи. О стенографистке, работавшей в марте 1938 года, сведений нет.

Вульф поджал губы.

– Терпеть не могу использовать Сола впустую… – Он пожал плечами. – Впрочем, тут ничего не поделаешь. Сколько сейчас времени?

– Пять минут шестого. Вы не хотите заняться дубликатом Дейзи?

– Не теперь. Со мной мечтает повидаться мистер Прескотт. Но сперва немного пива. Потом проверь, сидит ли мисс Кари на прежнем месте, и если да, то с кем. Следом зови Прескотта.

Я отправился на главный этаж.

В вестибюле никого не было. Я открыл дверь, ведущую во вторую половину дома, и закричал: «Теркер!»

Через минуту появилась горничная и доложила, что дворецкий наверху. Объяснив, что мне просто нужно было заказать три бутылки пива для мистера Вульфа в библиотеку, я прошествовал в приемную, дабы бросить взгляд на Нейоми Кари.

Однако ничего у меня не получилось. Вместо нее по комнате взад и вперед расхаживал мужчина примерно моего телосложения, сжимающий в карманах кулаки. В недоумении я вытаращил на него глаза.

Несмотря на то, что теперь он был в брюках, я его сразу узнал.

– Привет, – сказал я.

Он остановился и мутно на меня посмотрел. Еще до того, как он успел открыть рот, я уже точно знал, в каком он пребывает состоянии, больше по наблюдениям, чем из личного опыта. Ты пьешь всю ночь до потери сознания, потом тебя кто-то отводит домой и укладывает в постель. Когда ты очухаешься, никак не можешь припомнить, какой сегодня день или почему голова у тебя гудит так, словно в ней находится станция метро, и начинаешь думать, что сейчас состоятся твои похороны. Однако нужно что-то предпринимать. Ты натягиваешь штаны, надеваешь ботинки и, покачиваясь, бредешь по улице к ближайшему ресторану, в котором залпом опрокидываешь двойное шотландское виски, расплескав не меньше четверти. У второй порции потери гораздо меньше, а к тому времени, когда приносят третью, руки у тебя уже перестают дрожать и ты почти ничего не разливаешь. И хотя сомнения относительно даты на календаре тебя все еще гложут, где-то в глубине души неуклонно растет уверенность, что теперь ты готов справиться со всем, требующим твоего вмешательства, и выходишь из ресторана.

– Кто вы такой? – Его голос вызвал у меня серьезные опасения в том, что он может сорвать себе связки. – Мне нужен Гленн Прескотт.