— И вас не нашли?

— Разумеется, нашли, поэтому я так легко рассказываю об этом. Но я знал, что мне ничего не сделают. В обществе недопустимы грязные скандалы, если вы понимаете, о чем я. Я сын их лучших друзей. Невозможно сдать меня в полицию. Мои родители вошли в мое положение и отказались компенсировать ущерб. А я все деньги, какие получил, все до гроша отнес врачам. Серена стала девушкой. Ее заперли в психиатрической клинике. Но там ведь тоже работают люди. Серена там отдыхала от семейной тирании. Я знаю, я постоянно навешал ее. У нас всех — Серены, меня, врачей — была игра. Обычно Серена жила в уютной палате, много читала и рисовала. Она рисовала целыми днями. Потом переключилась на дизайн. Вам понравилось ее платье? Ей шьют одежду только по собственным эскизам. И этот зал оформляла она сама. Всему этому она училась, пока два года лежала в клинике. А когда приезжали родители, врачи просили Серену перейти в ужасную каморку, как будто она преступница. Серена мастерски изображала несчастную. Врачи уверяли, что она непокорна, упряма и неизлечима. На самом деле все они любили ее. И уважали ее стойкость. В двадцать один год Серена стала совершеннолетней. Родители хотели добиться, чтобы по суду ее признали недееспособной, но тут их ждало разочарование. Комиссия врачей признала ее полностью здоровой. Серена получила документы на женское имя, и мы вскоре обвенчались. Знаете, я часто засматриваюсь на других женщин, но никогда, даже в мечтах к ним не прикасался.

Я смотрела на женщину в патио. Четверо детей ни капельки не утомляли ее. А я сама могла уже без боли и без подавленного страдания наблюдать за чужим женским счастьем. И сочувствовать ему.

— Одно плохо — дети. Конечно, сразу было понятно, что мы усыновим. Но нам долго не давали разрешения из-за того, что Серена в юности калечила себя, да и попытки суицида… сами понимаете. Дали испытательный срок — десять лет. Но в это время моя сестра вышла замуж. Она славная девушка, но безвольная. Целиком под влиянием мужа. А ее муж — черствый и расчетливый человек. Узнав, что у нас такая беда, он велел жене возить к нам их маленького сына, оставлять на уик-энд. Я намного богаче его. Он решил, что грех не воспользоваться. Зачем мне оставлять состояние каким-то приемным детям, когда я могу назвать наследником его сына? Я промолчал. Потом ему предложили работу очень далеко от Земли, жена поехала с ним, а Фирс остался у нас. И мы к нему привыкли. У нас никто его не отбирал, Фирс называл нас с Сереной мамой и папой. И вот он погиб. А теперь у нас четверо, причем один из них юридически наш сын, а по-честному получается внук, и Серена наконец-то счастлива. Знаете, она очень заботливая мать. А я больше не мучаюсь чувством вины.

— Вы-то в чем виноваты?

— Понимаете, ей с раннего детства ставили меня в пример. У меня мальчишество было выражено очень ярко. Родители иногда страдали от моих выходок. А Толстоны восхищались. Представляете, каково мне было? Моим именем мучили замечательную девочку. И я чувствовал себя виноватым. И… я ведь тоже несвободен от предрассудков. Словом, в моем кругу мне приходилось скрывать, что моя девушка на самом деле парень. Среди моих друзей такие отношения очень жестко осуждались. Мне безразлично, а Серене пришлось бы тяжело. Ведь наша компания — это были единственные молодые люди, с которыми Серене разрешалось общаться. Обычно я забирал ее из дома, мы приезжали ко мне, занимались любовью, она переодевалась в платье, и мы шли на вечеринку. Потом она переодевалась обратно, и я провожал ее домой. Если честно, это была ужасная компания. Но я признателен парням. Как выяснилось много лет спустя, они догадывались. Но никто даже не намекнул. А Толстоны мне отомстили, конечно. Моя репутация коллекционера-вора, человека, способного ограбить даже близких, — я обязан ею Толстонам. Я по молодости недооценивал важность отношений со старшими. Когда опомнился, было поздно, передо мной закрылись все двери. Ваш босс, я думаю, умный человек, но руки он мне не подаст. Тем более что потом я все-таки принял участие в нескольких грязноватых аферах. Без крови, но что есть, то есть. Однако я ни о чем не жалею.

Мы стояли у окна и молчали. Я практически медитировала на мирную сцену в патио. Говард думал о чем-то своем.

— Вы хорошо слушаете. Я много лет хожу к психотерапевту, но не получаю облегчения. Странное дело: я получил его с вами. Мисс Берг, я могу чем-то помочь? Мне, пожалуй, немного стыдно, что я не бился за память Фирса. Он ведь даже похоронен там. Но насчет похорон — я не стану перевозить его сюда. Он любил Саттанг, хотел там жить. Индейцы верят, что хорошие люди после смерти живут в кармане у Бога. Пусть Фирсу будет удобно в кармане индейского бога. — Он вздохнул. — А вам я бы помог. Если что-то от меня зависит…

Я спокойно отвернулась от окна:

— Мистер Говард, я могла бы поговорить с вашей женой? Если можно, наедине.

* * *

Я спустилась в патио по внешней витой лесенке. Серена на миг оторвала взгляд от книги, тут же машинально проверила, чем занят ребенок в манеже. Потом попросила:

— Мисс Берг, если вас не затруднит… Я хотела бы дочитать детям эту сказку. Осталось совсем немного.

— О, не беспокойтесь.

Она продолжила чтение. Я обошла ее кресло и присела у стола, на котором серьезный мальчик клеил самолет с таким видом, словно это дело всей его жизни.

— Привет, Торнтон.

— Здравствуйте, — буркнул он. — Я узнал вас. Я сделал именно так, как вы советовали.

— Молодец.

Он потер левую руку, на которой красовался сопряженный браслет, отделанный тонкой кожей с тиснением.

— Никак не привыкну, — зачем-то пояснил он.

— Ничего. Пройдет. Можно посмотреть? — Я показала на самолет.

Он протянул мне игрушку. Я повертела ее в руках, поцокала языком.

— У моего шефа самолет этой марки, только модель постарше. У него даже имя есть. «Залия».

— Красивое, — согласился мальчик.

— Любишь самолеты?

— Тетушка Серена попросила сделать. — Мальчик уклонился от прямого ответа. — Она дизайнер, придумала, как сделать игровую комнату для Баськи и Тони. Я склею самолет, а она правильно окрасит его и вставит моторчик. Тетушка Серена — она такая, все умеет.

— А у меня в детстве был корветик.

Тут парень оживился:

— А летал?

— Да и сейчас полетит, наверное. Если его почистить и зарядить.

Торнтон поморщился с горечью:

— Тетушка Серена подарила мне корвет. А у него движок сгорел сразу.

— Ты его не выбросил?

— Нет.

— Тащи сюда.

Торнтон мигом скрылся в доме. Серена, не прекращая читать, грациозно повернула голову, бросила взгляд через плечо, но вмешиваться не стала. Мальчик вернулся, держа в охапке здоровенную, в половину его роста, игрушку. Мигом освободил стол, переложив самолет сушиться на подставку.

Я достала из сумочки тактический нож, в два счета сняла обшивку с корветика, вскрыла двигательный отсек. Мальчик следил за мной как завороженный.