Раздался резкий звук, будто кто-то хлопнул в ладоши, и Файерс отшатнулся, прижав ладонь к лицу. Меж пальцами сочилась кровь. Боже, что произошло?!

Медленно Джон отнял от лица ладонь, и Боуда увидела осколок стекла, торчавший у него под глазом. Рубашка на груди у Джона сделалась мокрой и красной от крови.

Стакан с водой, который мгновение назад еще стоял на ее столе, осколками рассыпался по полу – удар гнева Боуды.

Боуда разминала пальцы. Она отлично знала, что́ сделала – взорвала воду.

Она не собиралась причинять Файерсу боль, но реакция ее Дара была спонтанной и честной. Почему мужчины чувствуют себя вправе постоянно подвергать сомнению ее взгляды и мнения? Даже этот, чей ум и тело ее привлекали, хотя отсутствие Дара все время напоминало, что нужно держать дистанцию.

Что ж, пусть это послужит ему уроком. Аргумент один – она ценит его советы и мнения, но неповиновение и неуважение не потерпит.

– Дай взглянуть, – сказала Боуда, отталкивая его руку и осматривая рану. Несколько осколков впились в ткань пиджака, не достав до тела, но тонкий и острый, как игла, торчал рядом с ключицей. Боуда захватила его длинными ногтями и вытащила, Файерс зашипел сквозь зубы, сдерживая стон.

Ей нужно было увидеть рану, поэтому она сняла с него галстук и расстегнула ворот рубашки. Боуда обратила внимание, как участилось его дыхание. Джон наклонил голову вперед, касаясь губами ее лба.

– Ты… – выдохнул он, когда она коснулась пальцами пореза, почувствовав, как кожа под ними нагревается. Его выдох был длинным и чувственным, его пальцы гладили ее затылок. Он находил это возбуждающим.

Боуда тоже.

Она подняла голову – губами к его губам.

– Проси прощения, – потребовала Боуда, – за неподчинение мне.

– Извините, наследница Боуда.

Когда их губы встретились, горячие и жадные, Боуде не казалось абсурдным то, что она испытывает влечение к простолюдину. Почти идеальное равновесие. Так должно быть между Равными и простолюдинами. Люди могут быть дерзкими и непокорными, но им легко показать их место, и они еще больше будут любить своих хозяев и восхищаться ими.

Боуда отстранилась, чтобы посмотреть, насколько глубока рана Джона на щеке. Серьезный порез, стекло едва не попало в глаз. Хорошо, что стакан был из тонкого немецкого стекла. Осколок глубоко вошел в рану. Ногтями она выдернула его, остался элегантный порез длиной около двух дюймов.

Боуда облизнула палец и вытерла кровь, наблюдая за тем, как рана затягивается. Исцеление не было ее талантом, но каждый ребенок Равных знал, как мгновенно закрыть порез или ссадину, чтобы не осталось шрама.

Когда она убрала руку с лица Джона, на щеке все еще виднелась едва заметная красная линия – там она останется навсегда. Вот и отлично, будет помнить, кто его поранил и кто исцелил.

Так и страна будет ей подчиняться, едва только она возьмет ее в свои руки.

– Джон, – начала Боуда, поглаживая пальцем оставленный на его лице след, – позволь мне объяснить, почему не имеет особого значения, сможет ли Гавар «притвориться их сторонником и вести тонкую игру», как ты говоришь. Я предложила свекру отправить Гавара в лагерь Мидсаммер. Если ему удастся выполнить свою миссию, то мы поймаем ее в ловушку и сможем положить конец мятежу простолюдинов, который расползается по стране как раковая опухоль. Если Гавар потерпит неудачу, то он наконец потеряет доверие отца. В любом случае один из моих соперников будет уничтожен.

И тогда у Боуды останется только один противник.

Была причина, по которой Боуда предложила, чтобы именно Уиттем поручил Гавару вступить в контакт с Мидсаммер. И чтобы именно леди Талия изолировала ребенка Гавара, пока она сама сидела на диване, покорно съежившись и позволяя Уиттему гладить ее, как домашнее животное, и делать гнусные инсинуации о преемственности Кайнестона.

Мидсаммер, Гавар… и Уиттем. Если бы эта троица каким-то образом уничтожила друг друга. Осталась бы только она – Боуда.

Файерс смотрел на нее, словно загипнотизированный. Она вспомнила тот вечер, когда они впервые встретились в Грендельшаме. Как элегантно он вмешался, когда Уиттем вульгарно лапал ее. Как откровенно на ветру среди скал высказал свои взгляды. Несмотря на все его недостатки – и в первую очередь собственнические инстинкты, присущие всем мужчинам, – Джон хотел того же, что и она, и готов был рисковать для достижения своей цели.

Иметь рядом с собой сторонника из простолюдинов станет большим плюсом, когда пыль после подавления мятежа осядет. Он может быть ее любовником, не более того, иметь Бездарного ребенка – немыслимая глупость. И может быть, партнером, когда власть будет в ее руках.

– Пойдем на берег реки, – повелительно сказала Боуда, застегивая его рубашку и игнорируя его недовольный вид. – Нам нужно поговорить там, где нам никто не помешает. И где я хочу попробовать кое-что сделать.

Когда они спускались по ступенькам к речным воротам, Боуда вспомнила видеозапись, на которой Абигайл Хэдли и оборвыш с Кровавой ярмарки открывают дверь и вырываются на свободу. Поимка Гаваром Абигайл была хорошо разыгранной фальшивкой, предназначенной как для обмана обитателей Вестминстера, так и, что еще важнее, сторонников Мидсаммер. Боуда просмотрела видеозапись несколько раз. Охват камер видеонаблюдения был неполный, но она заметила два небольших прокола Гавара: он повернул голову девушки так, чтобы показать ей дверь, ведущую в коридор к выходу, потом что-то сказал охраннику, отвечавшему за допросную Астрид и камеры временного содержания, что заставило его остаться на верхней площадке лестницы спиной к ним.

Да, Гавара можно обвинить в чем угодно – грубости, резкости, рассеянности, – но только не в глупости.

Они с Файерсом вышли через ту же дверь, что и беглянки, и оказались на террасе парламента. Голова у Боуды чуть закружилась от свежего речного воздуха и от собственной силы, которую она ощущала внутри себя.

Файерс поддержал ее за локоть.

– Вы были великолепны в то утро, – пробормотал он. – Существо, которое вы создали из воды, чтобы задушить дракона Мидсаммер, поразило мое воображение. Я никогда не видел ничего подобного.

– Это не предел моих возможностей, вполне вероятно, ты увидишь нечто более впечатляющее. Мне потребуется твоя помощь.

И Боуда рассказала Джону о том, что́ она задумала.

О том, как в затеянной игре одержать победу. Недостаточно разработать собственную стратегию и тактику, нужно глубоко изучить каждого игрока.

И есть еще Сильюн Джардин. Боуда не была уверена, что он в игре, – слишком от всех отличался. Но он обладал чрезвычайно сильным Даром, чтобы можно было его игнорировать. Она наблюдала, как Сильюн шаг за шагом поднимается по ступеням иерархии. Сначала впечатляющая демонстрация Дара в Кайнестоне, затем непредвиденное получение статуса наследника Фар-Карра. И наконец, по чистой случайности – безусловно, по чистой случайности, потому что ответственной за это была сама Боуда, когда арестовала лорда Рикса, – он становится полноправным хозяином поместья. После Кровавой ярмарки Сильюн исчез. А на следующий день он по какой-то необъяснимой причине освободил всех рабов в своем поместье.