К женщине, называвшей себя знахаркой Ведой, ее пригнала жажда мести. «Он меня обкрадывал много лет. Я пахала как проклятая. А он набивал свои карманы. И что теперь? Он снова женат, счастлив, воспитывает ребенка и одевает жену в соболиные шубы на мои деньги. Справедливости, может, на этом свете и нет, но отплатить ему по заслугам мне никто не помешает».

Кармелита не умела держать язык за зубами. Очень скоро все вокруг знали, что она ударилась в оккультную магию и делает на этом поприще успехи.

– Веда взяла меня к себе в ученицы, – рассказывала Кармелита по большому секрету лучшей подруге, возбужденно блестя глазами. – Ты не представляешь, какие у нее способности! Тебе известно, что можно навести на человека порчу, имея лишь один его волос?

Подруга ахала и недоверчиво качала головой. Но всего несколько дней спустя после этого разговора Кармелита, якобы случайно встретившись с бывшим мужем в ночном клубе, фурией налетела на него, влепила пощечину и вырвала клок волос. Ее вывели из заведения со скандалом, а подруга незамедлительно разболтала всем, для чего певица в действительности устроила эту дикую свару.

Со всем пылом оскорбленной и униженной души Кармелита бросилась в омут черной магии. Слухи ходили самые невообразимые. Говорили, что она валялась нагишом на древних могилах, резала над ними живых куриц и ела землю, пропитанную кровью. Говорили, что из козлиного мяса она сделала фигурку бывшего мужа, изжарила на костре и проглотила вместе с его волосами.

Сумасшедшей ее при этом, как ни удивительно, никто не считал. «В ней всегда была какая-то бесовщина», – сказала лучшая подруга по секрету другой подруге. «Да она вменяемая! Ну, чокнутая малость», – сообщил барабанщик, игравший с Кармелитой, своему коллеге. Высказывание это лишь выглядело оксюмороном, а по сути представляло собой внутренне непротиворечивую формулу той нормальности, которая позволяет человеку в критических обстоятельствах не свихнуться именно благодаря здоровой доле сумасбродства. Там, где здравомыслящий индивид съезжает крышей целиком и полностью, не в силах охватить своим трезвым разумом происходящие безобразия, «малость чокнутые» ограничиваются покосившейся трубой и парой обвалившихся черепиц.

Бывший муж отнесся к помешательству Кармелиты на почве мести крайне серьезно. В отличие от нее, он не стремился делиться с окружающими своими планами. Но общественности все равно стало известно, что он советовался с некими экстрасенсами и даже предпринял меры для защиты себя и своей семьи: стал носить обереги, каждый день захаживал в храм и даже вытатуировал знак защиты на загривке. Эти действия в его представлении были примерно равноценны, а Иисус Христос с Девой Марией представлялись лишь парочкой из обширного пантеона богов, причем не самой авторитетной.

Противостояние белой и черной магии продолжалось четыре месяца. Приятели Кармелиты при встрече осведомлялись друг у друга, не перестала ли она блажить. Но певица щедро подкидывала поленья в топку, где раскалялись и сыпали искрами самые яркие слухи. «Чередует юных любовников, чтобы заряжаться от них силой!» «Отрубила себе палец на левой ноге и скормила волку». Сплетни подкреплялись доказательствами. Юные любовники красовались перед объективами журналистов в обнимку с певицей. А на очередную церемонию Кармелита явилась прихрамывая и с забинтованной ступней.

Уже начали заключать пари, какой поступок станет следующим в череде нарастающих безумств.

Но тут бывший муж Кармелиты оказался в больнице. Точного диагноза никто не знал, однако говорили испуганно о том, о чем всегда говорят в подобных случаях – о раке.

«А ведь она его эдаким манером и в могилу сведет! – весело заявила при свидетелях сама Беладонна. – Ай молодец баба! Одобряю! Так с вами, уродами, и надо!» Окружавшие приму мужчины ненатурально засмеялись.

В могилу бывший муж не сошел. Может быть, сработала оберегающая татуировка на загривке, а может, волк не наелся одним пальцем. Но, полечившись сначала в Германии, а потом в Израиле, муж вернулся в Москву живым и, насколько можно было судить, здоровым. Поговаривали, что на лечение ушли все те деньги, которые он украл у певицы.

Кармелита же на этом успокоилась. Со знахаркой Ведой порвала. Волков больше не подкармливала, на кладбищах появлялась только в связи с похоронами. И лишь юные любовники остались. Правда, Кармелита представляла каждого из них обществу весьма своеобразно. «Мой аксессуар, – невозмутимо говорила она, теребя юношу за ушко. – Очень подходит к сумочке, не правда ли?»

И хохотала хриплым своим вороньим смехом.

Историю на этом многие сочли законченной. Однако спустя несколько лет Кармелиту случайно увидели в магазине с мальчиком в коляске необычной конструкции. Очевидец рассказывал всем, кто желал слушать, что ручки и ножки ребенка походили на сухие веточки и загибались под самыми странными углами.

«Расплачиваться ей, значит, пришлось, – вздохнув, сказала Беладонна. – Ох, бедная. Все, не хочу больше ничего об этом слышать».

Эти слова как будто опустили завесу над комедией, обернувшейся трагедией. Отныне и в самом деле никто – ни друзья, ни недруги, ни журналисты – не обсуждали больше ни Кармелитино ведьмовство, ни ее ребенка.

– …Джоник сказал невыносимую гадость про Кармелиту и ее сыночка, – вздохнула балерина. – Я бы тоже могла за такое убить! К счастью, у меня пара здоровых мальчуганов! – Она лучезарно улыбнулась.

– А что значит «пришлось расплачиваться?» – спросил Бабкин.

Медведкина покачала головой.

– Ах, ну как же! Сереженька! Ведь это совершенно очевидно!

Бабкин поймал веселый взгляд Илюшина, услышавшего «Сереженьку», и понял, что Макар не упустит такого прекрасного повода для насмешек.

– Колдовство и все это ведовство – страшная вещь! – тем временем говорила Татьяна, прекратив улыбаться и придав лицу выражение строгости и благочестия. – Кто берет на себя право распоряжаться чужими жизнями, должен знать, что его ожидает наказание! Кармелита навела порчу на мужа, но за это ей пришлось отдать здоровье ребенка.

– Вы в самом деле считаете, что муж заболел из-за нее? – спросил Макар.

– А из-за кого же? – удивилась балерина.

– Может, у него в роду плохая наследственность?

Татьяна одним плавным движением руки отмела это сомнительное объяснение.

– Какая еще плохая наследственность, когда Кармелита волка своим телом кормила! – нетерпеливо воскликнула она. – Это порча, несомненно, настоящая порча! Она такая вспыльчивая… Необузданная женщина!

Последние слова Татьяна произнесла с нескрываемым осуждением.

– Я ценю в людях спокойствие и мудрость, – пояснила она. – Женщина прекрасна, когда в ее душе царит умиротворение.

Улыбка снова тронула густо накрашенные губы. Лицо расслабилось. Любой наблюдавший за Татьяной в эту секунду не позволил бы себе усомниться, в чьей именно душе царит мир и покой.

«Чай с имбирем», – напомнил себе Сергей Бабкин. Так называлась популярная передача, выходившая раз в неделю в прайм-тайм. Вели ее две писательницы среднего возраста, неуловимо похожие друг на друга. В студию приглашали известную личность, и дальше, в зависимости от отношения ведущих, беседа развивалась в одном из двух направлений. Если писательницы не испытывали к личности симпатии, действо перед камерами напоминало пиршество грифов над трупом быка. Когда же гость был нежно любим ведущими, передача превращалась в иллюстрацию рецепта «Яблоко в меду».