Вайолет не могла не заметить, что Лавей произнес последние слова особым тоном, потому что сама разделяла эту точку зрения: «Вести себя как подобает джентльмену». Несмотря на свой титул — граф Эрдмей был незаконнорожденным, не истинным джентльменом. Он не мог им стать. Ему всегда придется лишь пытаться вести себя как джентльмен. Об этом говорила его безупречная речь. В ней не было ничего похожего на вялый слог Джонатана или бесцеремонный жаргон. Джонатану от рождения было дано право на легкомыслие. Все равно любой принял бы его, да и любого другого из братьев Вайолет, за богатого английского аристократа.

Вайолет не могла понять, как Лайону, если он действительно был пиратом, достался корабль. Купил ли он его или захватил? Но чтобы захватить судно, надо находиться на борту.

Где успел побывать Лайон? Куда завели его странствия?

— Граф говорил, что стал капитаном своего первого корабля в восемнадцать лет.

— Верно. Он прекрасно зарекомендовал себя у капитана Морхарта, но, откровенно говоря, став взрослым, он тяготился подчиненным положением, и Морхарт это знал. Когда Флинт впервые взял на себя командование и по приказу Морхарта настиг и захватил пиратский корабль, тот позволил ему оставить его себе. Так он стал капитаном. Он прекрасно себя чувствует в роли капитана-одиночки.

Капитан-одиночка? Вайолет никогда об этом не задумывалась. Но Лавей говорил дело. Наверное, все предводители постоянно испытывают одиночество. Граф был рожден, чтобы стать одиноким.

Но разве ему от этого легче?

Вайолет вспомнила его в зале для танцев, воплощение элегантности, величия, но в то же время такого далекого от всех.

— Разве вам не бывает неприятно при мысли, что приходится служить ему, учитывая ваш титул и происхождение?

Лавей снова непринужденно пожал плечом.

— Наверное, я просто об этом не задумывался. Для меня это невероятное приключение. Если мне суждено кому-либо служить, то я не могу придумать никого лучше. Я обязан ему моим долгом, и когда он будет уплачен, я вернусь в мое поместье во Франции. Оно прекрасно, мисс Редмонд, величественно и очень доходно. Я уверен, высмотрелись бы на прогулке по нему так же прелестно, как во время этой прогулки по палубе.

Вайолет закинула голову назад, с трудом сдерживая улыбку и в то же время наслаждаясь этими бесстыдными и неискренними ухаживаниями обворожительного француза, которому определенно нужны были деньги для поддержания своего поместья в порядке. И который был так убежден в своей неотразимости, что даже не думал, догадывается ли об этом Вайолет.

— Не сомневаюсь, — спокойно согласилась она.

Лавей все равно был ей по душе.

Он улыбнулся в ответ.

— Насколько я понимаю, вы будете сопровождать нас с графом в Гавре. Вам следует знать, что он получил приглашение на вечер, устраиваемый графом и графиней Эбер. Они друзья моей семьи, а графиня — давний друг капитана.

По его тону Вайолет тут же поняла, что графине было знакомо понятие работы.

Она испытала неприятное ощущение при мысли, что придется провести вечер в обществе ревнивой, красивой, скучающей замужней женщины, которая, несомненно, могла бы многое рассказать о бедрах графа и его достоинстве.

Но странно: одновременно она с нетерпением ожидала этого часа.

Они остановились, и Вайолет заметила перемену в Лавее: он был обаятельным джентльменом, любителем женщин, но к своим обязанностям относился серьезно и главным долгом считал свою службу на должности первого помощника.

Она почувствовала, что он полон решимости проститься с ней, хотя ему этого и не хочется.

В отдалении граф разговаривал со стоящим у штурвала матросом. Оба с серьезным видом осматривали паруса. Капитан что-то прокричал, и стоявшие на палубе матросы тут же принялись натягивать паруса в другую сторону. Как сложно управлять кораблем! Граф снял куртку, ветер раздувал рубашку у него на спине, его широкая грудь была словно облеплена тонкой тканью, и он сам был похож на готовый тронуться в путь галеон. Вайолет казалось более безопасным разглядывать его со стороны. Было невозможно не восхититься им, хотя бы из естественного любопытства. Угловатое, мускулистое, крепкое тело, широкие плечи, торс, сужающийся к талии в форме римской цифры V.

Проклятие! Его бедра были просто великолепны.

Ветер развевал волосы графа. Они почти доходили до воротника рубашки. Слишком много волос, заметила леди Перегрин. Неправда. Будь их чуть больше или меньше, впечатление было бы испорчено.

Смешная, но до странного назойливая мысль.

Граф всю душу вкладывал в управление кораблем. Бремя огромной ответственности, умение и уверенность, с которой он выполнял свои обязанности, поразили Вайолет в самое сердце словно порыв морского ветра. Так вот что имеют в виду, когда говорят «дух захватывает», подумала она.

И тут, будто кто-то незримо управлял и им, как парусом, граф повернулся к ней.

Откуда он знает, когда она смотрит на него?

Вайолет отвернулась, но успела заметить солнечные блики в его синих глазах. Он заслонил их от солнца — возможно, намереваясь, в свою очередь, смотреть на нее, как будто тоже полагал, что Вайолет безопаснее рассматривать издали. У него был такой вид, точно он наблюдал за далеким кораблем, не зная, враги перед ним или друзья.

Вайолет повернулась к лорду Лавею.

— А мистер Хардести тоже приглашен на ужин у графа и графини Эбер? — чуть резковато спросила она.

— Да. Мистер Хардести полагает, что граф Эбер будет финансировать его следующее путешествие в Вест-Индию, и, будьте уверены, он приглашен и придет, поэтому мы тоже туда идем. Нас ждет интересный вечер.

Благодаря попутному ветру через день и две ночи, одну из которых Вайолет была вынуждена провести в каюте внизу, постоянно ворочаясь, чтобы не отлежать ногу на комковатом матрасе, в ясный тихий день они бросили якорь во французском Гавре и с помощью тросов были довольно бесцеремонно спущены в лодку. Мужчинам удалось усадить Вайолет, не намочив подол ее платья и не заглянув под него, хотя искушение было велико. После этого маленькая команда в составе Грибера, Ламли и Коркорана двинулась в путь через оживленную гавань, где стояли на причале корабли со всего света, судя по крикам матросов на палубах и надписям на корпусах.

— С начала войны граф Эбер оказался в стесненных обстоятельствах, и теперь ему принадлежат лишь пять поместий, один дворец и чуть более двухсот слуг, — объяснил граф.

Последние два дня он почти не разговаривал с Вайолет, тем более значительными показались ей эти слова. Вайолет надеялась: граф просто избегает ее, поскольку ей было тяжело думать, что он про нее просто забыл.

— А графиня? — поинтересовалась она.

Флинт посмотрел на нее долгим взглядом и нахмурился. Казалось, всякий раз он пытается увидеть нечто совсем иное, нежели привычную Вайолет.