— Есть тут купцы? — спросил Александр Салтанкула.

— Есть, как не быть. Мы торговлю не останавливали. Только пошлину берём. Как ты говорил, государь. Корабля четыре, пять в порту. Да на подходе остановили двух. Тебя ждали.

— Это хорошо. Пошли кого-нибудь, пусть позовут самых важных. Всё равно, за столом ещё долго сидеть, а с послами к султану надо срочно решать. Вдруг уплывут?

— Выход из порта ещё закрыт. Не уплывут, — усмехнулся Салтанкул. — Мы с братом думали, что ты захочешь с ними поговорить и предупредили их. Они ждут.

— Вот и зови.

Салтанкул подозвал стоявшего рядом охранника и отдал распоряжение, привести гостей, а потом обратился к царю.

— Как здоровье жены и сына, государь? Мы хорошо погуляли, когда узнали о рождении наследника, а отец, и до сих пор, наверное, принимает гостей.

— Ты же знаешь, здоровье твоей сестры и наследника в руках Богов. Обряды при рождении были все соблюдены. Ты же знаешь, наши правила идут испокон веку. Обойти никак нельзя. Сына допекали в бане пять дней. Уже оба во дворце.

— Странные вы, урусы. И Христу молитесь, и другим богам.

Санька посмотрел на Салтанкула.

— А вы? — сказал и усмехнулся он. — Не уж-то перестали молиться своим богам и молитесь только Христу?

Салтанкул тоже усмехнулся, но промолчал. Санька вздохнул.

— Как их забыть, когда такое вокруг?

Князь Вишневецкий, сидевший по левую руку от Александра, вдруг хлопнул ладонью по столу.

— Пся крев! — выругался он. — Не правильно всё это! Христос — свет наш! Если только ему молиться, любая тьма рассеется! Не нужны никакие другие…

Он не договорил, но Санька его понял. И был, в принципе, с ним согласен.

— Из-за того, что вы молитесь другим богам, и приходится терпеть всякую нечисть.

— Я другим богам не молюсь, — сурово возразил царь. — И не лайся мне!

Вишневецкий после рейда по Кавказу прискакал к Саньке и в категорической форме потребовал снабдить его новейшими винтарями с боезапасом, доукомплектовать донскими казаками и отправить брать Перекоп. Санька, заглянул ему в душу, винтарей не дал, сделал князю выговор и отправил брать Темрюк, выделив для казачьего войска, лошадей и фуража пять кораблей. Встретив сегодня Вишневецкого, царь отметил промелькнувшую по его лицу гримасу недовольства.

Вообще, отношения с подчинёнными у Саньки не складывались. Ни на кого, кроме Петра Алтуфьева, Санька положиться не мог. Этот верил ему искренне и свято. Даже молился Саньке Христа ради.

А все остальные только и думали, как обхитрить. Очень многие лишь сделали вид, что рады видеть его на престоле. Даже Адашев, спасённый Санькой от смерти трижды, часто кривил душой. Лишь страх перед неведомыми силами, с которыми якшался царь, останавливали Адашева от прямого неповиновения. Не все новые способы ведения государственных дел Адашеву были понятны и не все нововведения приветствовались им, хотя многие реформы придумал сам Адашев. Придумал, да передумал, когда увидел, что не очень-то они приветствуются «обществом»: родственниками, друзьями, влиятельными князьями, да боярами.

Санька и оставил Москву на Адашева, потому, что, по восшествию на престол, фактически исполнял программу реформ, разработанную Алексеем Фёдоровичем и начатую царём Иваном. Александр не был уверен, что реформы принесут пользу «Родине», но альтернативной программы не имел, вот и поплыл «по течению», оставив Адашева «крайним», зная, что реформы приведут к бунту.

Ещё во время возвращения Саньки из Усть-Луги в Москву они с Адашевым договорились, что царь подписывает все разработанные Адашевым указы и законы, но занимается «своими» делами. Дел у царя было по горло. Он и казну посчитал, наладив учёт по принципу «дебет-кредит», стену Московскую построил, снарядив орудиями и запасами, построил конные заводы, сельское хозяйство. Да много чего.

Хоть это всё было организованно Санькой только вокруг Москвы, но и оно сильно изменило жизнь крестьянского и работного люда.

Александр забрал с собой к устью Дона большую часть обученных им и его кикиморками воинов, однако не пожадничал, оставив около трёх сотен пушкарей и около шести сотен опытных ратников.

Не складывались у царя отношения и с родственниками. Своеволие, присущее русскому человеку, оказывается, было основной чертой черкесов, ногаев и остальных кочевых племён.

— «Может быть, её и не было у «чистокровных» русских, а было чертой приобретённой в результате кровосмешения?» — подумал Санька, когда узнал, что черкесы вместо того, чтобы вернуться после рейда к Каспию, прошли по долинам и взгорьям Кавказа и захватили Темрюк, который Санька хотел брать с моря, одновременно напав силами Вишневецкого на побережье Крыма.

Из-за своеволия «родственников» и их ненужной инициативы, эффект неожиданности был утрачен и Александр, когда ему сообщили о взятии Темрюка, не знал, радоваться ему или сожалеть. Взять Темрюк не велика победа, но не отдавать же его назад?

Перекоп был Саньке не нужен, а вот побережье Крыма, это совсем иное дело. Но как и чем теперь угомонить казацкого атамана? Не объяснишь же ему, что его, царя, не слушаются его подданные. И Санька сделал вид, что так и было надо.

— Наша нечисть, если ты заметил, мирная и не зловредная. Сидит себе тихонько по лесам и болотам, пищит да квакает. А вот ваши ксёндцы…

— Причём тут ксёндзы? — удивился Вишневецкий.

— При том, что это они призвали волколаков, клейменных Князем тьмы.

Атаман едва не уронил кубок с вином, благо, что держал его, едва приподняв над столом. Бордовое вино выплеснулось и потекло по тыльной стороне правой кисти Вишневецкого.

— Ты, ты… Ты не говорил…

— Говорю, — сказал Санька, хмурясь и ставя свой кубок на стол. — В том-то и состоит наша задача, чтобы призвать с помощью старцев не только силу, но и всю нашу, как ты говоришь, нечисть.

Санька посмотрел налево и направо, переведя взгляд с Вишневецкого и Андрея Курбского на братьев Черкасских. «Соратники» испуганно смотрели на него, вывернув шеи и почти лёжа на столе.

— Это всё ксёндзы. Тем всё одно, кому кланяться, лишь бы нашу веру растоптать, — наконец выдавил из себя Вишневецкий, посмотрев на Курбского. Тот, встретив взгляд атамана, понурил голову.

Курбского Санькины войска перехватили на Дону, по которому князь с небольшим отрядом двигался в сторону Воронежа, намереваясь ограбить его и там захватить винторезные пищали и запасы порохового зелья. Уже после «пополнения припасов» в Воронеже Курбский намеревался отправиться с отрядом в Киев, а потом Польшу.

Он не стал соблазнять князя Щенятьева уйти