– Тебе достаточно, что тебя кормят, а после этого отдают указания, да? Как собаке, которую каждый день загоняют в конуру?

Лира встала.

– А какая разница? – спросила она.

Семьдесят Второй вздрогнул от неожиданности.

Лира и сама себе удивилась. Ее голос прозвучал гораздо громче, чем она ожидала.

– Мы же реплики, верно? Мы вполне могли быть собаками. Они в любом случае так о нас думают. Они нас сделали. Мы – подопытные животные. Ты ничего не воображал, когда представлял себя тараканом. Ты им был.

Несколько долгих мгновений Семьдесят Второй смотрел на нее. Его грудь приподнималась и опускалась при вдохе и выдохе. Лира знала, что сотни крохотных мышц на его лице непроизвольно сокращаются, даже если он не шевелится. От мыслей о нем и о его плоти, обо всех хрупких частях тела, связанных воедино, у Лиры закружилась голова.

Наконец, Семьдесят Второй отвел взгляд.

– Потому я и убежал, – выдавил он. – Я хотел знать, годимся ли мы еще на что-нибудь. Я попытался, – добавил он и слабо улыбнулся. – Кроме того, тараканы тоже убегают. И крысы тоже.

Лира и Семьдесят Второй обошли гостевой домик, выискивая, что может им пригодиться. В шкафу в спальне под запасными подушками они обнаружили старый рюкзак. Они быстро сложили туда зерновые батончики и бутылки с водой, присовокупив к ним средства для мытья, которые им купила Джемма. Лира решила, что им вряд ли понадобится мыло, но не нашла в себе сил оставить эти чудесные, завернутые в бумагу душистые прямоугольники: они не имели ничего общего с кусками, которые им выдавали медсестры.

Джейк оставил в углу свой мобильник, который, похоже, заряжался, и Семьдесят Второй на всякий случай присвоил его себе.

Это взбудоражило Лиру – обладать телефоном, прикасаться к его экрану, оставлять на нем следы пальцев… Только у людей есть такие вещи!

Они нашли в кухне ножи, а из шкафа у кровати забрали одно-единственное одеяло – больше там ничего не было. Лира не чувствовала себя виноватой за то, что крадет у Джейка и Джеммы, которые помогли им. Она как будто заледенела. Может, медсестры не ошибались насчет реплик? Может, у них и впрямь нет души?

Между тем в главном доме погас свет. Семьдесят Второй предложил, чтобы они тоже выключили свет – ведь если Джемма приглядывает за ними, то она решит, что Лира с Семьдесят Вторым уже легли спать. Они подождали в темноте минут двадцать, просто для надежности. Теперь они сидели на диване рядом друг с другом. Лира вспомнила про свой сон, где их обнаженные тела переплетались между собой, и обрадовалась, что сейчас Семьдесят Второй не может ее толком рассмотреть.

Наконец, Семьдесят Второй коснулся ее локтя.

– Пора, – прошептал он.

Лира взглянула на него: его лицо стало каким-то призрачным, как будто он превратился в тень.

Во дворе Лиру испугало жужжание ночных насекомых и кваканье древесных лягушек – ритмичные, почти механические звуки смахивали на утробный рев Мистера Я.

– Погоди! – Семьдесят Второй легонько ткнул ее локтем.

Джемма свернулась клубком на пластмассовом шезлонге, укрывшись несколькими пестрыми полотенцами. Лира растерялась. Значит, она действительно следила за ними? Хотела убедиться, что они не сбегут? Иначе зачем ей спать на открытом воздухе?

Прежде чем Лира успела остановить его, Семьдесят Второй, осторожно ступая, подкрался к Джемме. Лира на негнущихся ногах последовала за ним. В лунном свете Джемма оказалась настолько сильно схожа с Кассиопеей, что Лире захотелось положить руку ей на грудь. Почувствовать бы, как она дышит, и убедиться, что Кассиопея вернулась к жизни! Но, конечно же, она знала, что Кассиопею уже не вернешь.

Возле шезлонга валялся блокнот с заложенной между страниц ручкой. Как всегда, слова, написанные на бумаге, притягивали Лиру, и она подумала, что они даже светятся в темноте. У Джеммы оказался красивый почерк. Череда букв напомнила Лире птичьи следы – и самих птиц, гордо проклевавших себе дорогу на странице.

Затем ее внимание привлекло знакомое имя – Эмилия Хуан. Медсестра Эм.

Лира прикоснулась пальцем к блокноту и беззвучно проговорила текст, написанный под именем. Палм-Гроув. Что за Палм-Гроув? Ниже были другие имена, все незнакомые, если не считать доктора Саперштейна, под которым было написано «Домашний фонд». Что это означало, Лира не представляла, зато одно словечко все-таки было знакомым – Гейнсвилл. Лира решила, что Гейнсвилл находится где-то неподалеку. По крайней мере, Джейк с Джеммой спорили, не стоит ли съехать с шоссе на повороте к Гейнсвиллю, и Джейк фыркнул: «Да кто захочет ехать в Гейнсвилл?».

А Джемма возразила: «Никто, кроме полумиллиона человек, которые там живут».

Лира решила, что и Палм-Гроув – это тоже такое место вроде Гейнсвилля.

Она взяла блокнот. Джейк забрал ее папку из Хэвена, так что это честный обмен. Лира выпрямилась и увидела, что Семьдесят Второй шарит в рюкзаке Джеммы в поисках бумажника. Лира схватила его за плечо и покачала головой. Однажды, много лет назад, у Даже-и-не-думай в столовой вытащили кошелек, и начался настоящий кошмар. У всех реплик обыскали кровати и перевернули спальни кверху дном, а Даже-и-не-думай еще долго оставалась в паршивом настроении и отвесила Лире оплеуху безо всякой на то причины. В конце концов кошелек отыскали в дыре, проделанной снизу в матрасе Большой Медведицы, вместе с вещами, нарытыми ею в мусоре за много лет, – грязными носками, потерянной сережкой, жетонами на переправу, крышками от газировки и обертками от жвачки.

Но говорить Лира не могла – вдруг Джемма проснется? – и Семьдесят Второй вытащил из бумажника деньги, сунул их в карман, а бумажник вернул на место.

А блокнот Лира оставила себе. Ей не хотелось забыть про Палм-Гроув.

Через ворота они перелезли, потому что не знали, как их открывать. Очутившись на улице, заполненной жидкой тьмой и сияющей фонарями, они двинулись прочь. Сейчас Лира не слишком боялась – ведь с двух сторон возвышались дома с оградами, напоминающими ей забор в Хэвене. Но вскоре они добрались до дороги, уходящей в пустые поля, и Лиру охватил страх, ассоциировавшийся у нее с падением в пропасть.

Ее вновь потрясло, что мир может быть настолько огромен!

В конце концов Лира набрала в легкие воздуха и решила заговорить. Они зашли так далеко, что их никто не мог услышать. Кроме того, ей было тошно при виде пустого шоссе и уличных фонарей: те безмолвно нависали над ними, как длинные руки, растущие из земли.

– Я знаю, кто может нам помочь, – произнесла Лира.

Под их ногами похрустывал гравий обочины. Теперь Лире нравились древесные лягушки. Хоть какая-то компания.

– Помочь нам? – Семьдесят Второй запрокинул голову и посмотрел на звездное небо.

Лира не могла понять, страшно ли ему, и в конце концов предположила, что сейчас ему на все наплевать. Семьдесят Второй почти всегда выглядел бесстрашным. Даже смерть не могла его испугать. Возможно, он успел ко многому привыкнуть. Лира знала, что реплики более хрупкие, чем настоящие люди: они более склонны к болезням и часто рождаются ослабленными.