В этот раз лететь было комфортней, потому что нам выдали огромные тулупы. Красота! Замотавшись в полученный «девайс», я почти сразу уснул. Сказалась прошедшая бессонная ночь, а проснулся оттого, что меня сильно тормошили. Очумело оглядываясь, я увидел Зильбермана, который с диким выражением лица выглядывал из соседнего тулупа. Вокруг стоял здоровый ржач, который возглавлял сам Мехлис. Как оказалось, мы проспали весь полет, не проснувшись даже тогда, когда садились на дозаправку. Ну и дреманули! И ничего смешного в этом нет, мы не спали почти сутки. А они ржут, редиски. Естественно, что вслух я этого не сказал, а молча начал выпутываться из недр тулупа.

Отправляясь в эту поездку, я представлял себе инспекцию так: проверка бумаг в штабе фронта, потом в штабах армий и т. д. Ага, щас! Может, если бы проверяющим был не Мехлис, все так бы и происходило. А на самом деле… Нет, были и бумаги, и штабы. Все было. Но гораздо больше было лазанья по окопам на передовой, допросы пленных, разговоры с рядовыми бойцами. Мехлис оказался настоящим мужиком в лучшем смысле этого слова. Генералы и командиры рангом пониже буквально выли от него! Так он их замучил. В принципе правильно и делал. Только за первую неделю инспекции четыре полка поменяли командиров, больше десятка интендантов пошли под трибунал. Снабжение бойцов изменилось в лучшую сторону, причем кардинально! А сколько речей произнес Лев Захарович, уму непостижимо! Причем без бумажек! А ночами, когда положено спать, Мехлис вызывал меня и мы разговаривали. Вернее, сначала я рассказывал о своей жизни, о том, что происходило вокруг, а потом слушал его комментарии — едкие, желчные, злые. Во многом я не соглашался с мнением Льва Захаровича, и начинался спор! Какой это был кайф! Я уже начал забывать, какое это удовольствие, поспорить с умным человеком на тему, которая нас обоих волнует. Однажды, в пылу спора, я упомянул «красный террор» во время Гражданской войны. Мол, зачем десятками офицеров и дворян расстреливали? Мехлис помолчал, а потом спокойным, тихим голосом начал рассказывать. Про то, как до революции почти каждый год умирали от голода тысячи простых людей. Как, не получая никакой медицинской помощи, умирали десятки тысяч. Про полное бесправие и нищету большей части населения страны. Про то, что творили «их благородия». Как их всех ненавидели простые люди. В наше время принято приукрашивать действия белого движения и рассказывать о зверствах «обезумевшего быдла». Но не рассказывают, как они использовали пленных в качестве мешков для отработки штыкового боя и навыков владения шашкой, как жгли живьем, резали, вешали, травили собаками. От рассказа Мехлиса мне не один раз становилось плохо. Самое страшное, что все это он рассказывал спокойно, просто вспоминая свою жизнь и то, что ему доводилось видеть. Очень полезными были эти разговоры, во всяком случае для меня. К тому же я заметил, что отношение Мехлиса ко мне изменилось. Нет, плохим оно не было и раньше, просто он стал смотреть на меня, как на дальнего родственника, взявшегося за ум. Именно такие ассоциации возникали у меня после некоторых его высказываний. Однажды он заметил, что во время пребывания в окопах я нервничаю от свиста пуль, пролетающих над нами, а вечером он устроил мне выволочку, причем совместил ее с лекцией:

— Андрей, пойми одну вещь. Боятся все. Кто не боится, тот просто идиот. Но ты — старший лейтенант госбезопасности! Ты не имеешь права показывать свой страх бойцам! Это не значит, что ты должен прогуливаться поверх окопов под огнем немцев. Нет! Ты не должен, ты просто обязан при любых обстоятельствах оставаться внешне спокойным и уверенным! От нас, командиров, зависит уверенность бойцов. Если боец увидит слабость и страх командира, — он скорее всего проиграет бой. Я много раз сам ходил в атаку, поднимал бойцов под огнем. Думаешь, мне было не страшно? Еще как страшно! Но я не имел права показать людям свой страх! Контролируй себя, контролируй свои эмоции и, что еще важнее, думай, кому и что ты говоришь! Ты знаешь, что на тебя поступило уже больше десятка доносов? Разве тебе не говорили контролировать свою речь? Все эти твои иностранные и жаргонные словечки? А раз говорили, то какого х… ты… не… Из-за тебя… в…..и… особисты вместо работы отвлекаются на эти бумажки! Если это будет так продолжаться, то до конца инспекции посажу тебя под арест! А перевозить за собой буду в деревянном ящике! Понял меня, старший лейтенант?

— Так точно, понял, товарищ армейский комиссар 1 ранга! — охренев от разговора, рявкнул я. — Больше не повторится!

— Ну а если понял, то иди спать. Надеюсь, что на эту тему больше разговаривать не придется.

Выйдя на улицу, я уставился в темное морозное небо и задумался. Ну, товарищ «страшный» лейтенант, получил? Сколько раз ты слышал слова «язык мой — враг мой». Теперь придется смотреть за собой всерьез. Мехлис — не тот человек, который бросает слова на ветер. Ладно, пойду спать, а завтра начнется новая жизнь.

К концу второй недели командировки мы были в Новочеркасске. В отличие от той истории, которую я знал, немцы так и не смогли дойти до Ростова, а тем более взять его. Вообще, на юге складывалась интересная ситуация: немцами взято Сталино, но южнее они так и не смогли продвинуться, румынская же армия вообще непонятно чем занималась. Из документов складывалось впечатление, что они вступают в бой с нашими частями, только чтобы сдаться в плен. У коллег из особых отделов крыша ехала от идиотизма некоторых командиров противника, правда, и наши «чудили не по-детски». Особенно меня «убил» один случай, произошедший в районе села Широкая балка, недалеко от Одессы. Начудила там морская пехота. У командира батальона был день рождения, а недалеко от позиций морячков — небольшой винзаводик. Батальон отметил день рождения командира и уже к концу веселья, вечером, пошел в атаку на румын. Под сильнейшим пулеметным огнем полег весь батальон! Многие командиры в тот день готовились к трибуналу, как в наступившей ночи со стороны румынских окопов раздалась бешеная стрельба и крики. Выяснилось следующее. Пьяные в дым моряки залегли под огнем на поле и заснули! Проснувшись уже в темноте, сообразили, что дело пахнет плохо, и захватили румынские окопы. Потери батальона составили 17 человек убитыми и 25 ранеными. Охренеть! Когда я читал эти бумаги, то просто обалдевал от идиотизма ситуации. А немецкий инженер-полковник с адъютантом и охраной, заехавший прямо в расположение нашего танкового полка и искренне считавший, что здесь давно штаб немецкой дивизии? Да, бардак был не только у нас.

Интерлюдия. Москва, Кремль,

кабинет И.В. Сталина, вечер 20.11.1941 г.

— …таким образом, по результатам проведенного расследования получен следующий вывод. Одновременная гибель товарищей Жукова, Жданова и других является трагической случайностью. Одиночный немецкий самолет был принят за разведчика, и то, что он может провести бомбометание, да еще бомбами повышенной мощности, никому не пришло в голову. В кабинете Жданова проходило совещание, на котором Жуков докладывал о своих впечатлениях от осмотра оборонительных рубежей наших войск на Ленинградском направлении. Именно в этот момент и произошли два взрыва, приведшие к такому трагическому финалу. Одна бомба упала перед зданием Смольного, в районе кабинета товарища Жданова, вторая — в ста метрах севернее. По заключению экспертов, это были бомбы повышенной мощности, весом от пятисот килограммов до тонны. Именно первая, более мощная, бомба нанесла серьезные разрушения зданию, в результате чего и были такие значительные жертвы. За последние три недели было 16 подобных авианалетов, совершаемых одиночными самолетами в ночное время. Большая их часть закончилась незначительным материальным уроном, но есть и серьезные жертвы. Комиссия считает, что такие действия немецкой авиации вызваны тем, что за последнее время они понесли значительные потери от средств ПВО и истребительной авиации, а одиночному самолету в вечерне-ночное время проще сбросить на город боеприпас, не требующий особого прицеливания. Редкость таких налетов мы объясняем недостаточным количеством у противника бомб такого калибра. Комиссия выносит предложение о запрете единовременного нахождения военных и партийных работников высокого ранга в помещениях, не защищенных от подобного рода случайностей. Вот в общих чертах и все, товарищ Сталин. Более полная информация со всеми актами и заключениями будет вам предоставлена завтра, по прилете комиссии в Москву. — Берия закрыл папку и вопросительно посмотрел на Сталина.