Мы природой своею богаты,

Мы…

Дальше мне продолжить не дают. Зато дают в глаз тухлым помидором. Я прямо поражаюсь: вокруг ни одной лавки с овощами. Или все горожане носят в авоськах тухлые овощи специально для таких вот случаев? Сжимаю зубы и упрямо пою дальше:

Цветочки-лю-ютики-и,

Куда вы кло-оните-есь?

Сорву нечаянно-о я в поле ва-ас.

Цветочки-лю-ю…

Меткий бросок огурца сбивает меня в фонтан. Пока вылезаю — слушатели разбегаются от озверевшего гоблина, который понимает, что больше денежек ему не дадут.

— Давай руку.

Сижу, обтекаю. Вокруг плавает всякий мусор. Смотрю на Аида:

— Все было настолько плохо?

Меня рывком вытаскивают из воды и отходят назад, наблюдая, как я выжимаю рубашку.

— Ну не то чтобы очень. Но лютиками ты их убил.

— Вот ведь… это первая песня, которую я сочинил и исполнил перед темными эльфами.

— И как же ты выжил?! — Бровь Аида поднимается вверх.

— Мне хотели вырезать язык и сломать пальцы. Я ведь еще себе на гитаре аккомпанировал. Но отец вступился.

— Считай, тебе крупно повезло.

— Да как сказать. Он мне тогда заявил, что в следующий раз, если услышит непонятные звуки из моей спальни, придет и сам все пальцы переломает, а заодно и уши оторвет.

— Ясно.

— Н-да. А потом меня решили женить. Ну и я сбежал.

— Сочувствую.

— А вот вы, светлые, женитесь только по любви? Или тебе тоже невесту выбирают?

Неспешно идем по городу, приглядываем таверну. Гоблин прыгает рядом, прижимая к груди сапог с деньгами, — он сейчас абсолютно счастливый.

— У нас эльфа сама выбирает себе мужа. А каждый эльф счастлив жениться на светлой деве, — отвечает Аид.

— То есть права голоса вы не имеете. Смотри-ка, прямо как мы.

Аид качает головой:

— Ты не понимаешь. Эльфийки, они… они…

— Избалованные самовлюбленные эгоистки, запертые в светлом лесу ради воспроизводства потомства. Я в курсе.

— Знаешь, когда-нибудь я тебя убью.

— Попробуй.

— Прирежу во сне. Апчхи! А еще лучше натравлю Федю.

Меня пробирает дрожь.

— Ясно, понял. Ваши эльфочки — ангелы, спустившиеся в наш грешный мир. Кто я такой, чтобы о них судить. Наверняка один взгляд перворожденной заставляет сердце и другие части тела мужчин трепетать от наслаждения.

Мне дают в ухо и оставляют в гордом одиночестве.

Сижу на мостовой, хмуро смотрю Аиду вслед и грожу кулаком. Тоже мне, простых шуток не понимает! Не понял, вы куда это собрались? А я?!

Мы находим, где переночевать! Так как денег у нас немного, мы останавливаемся в ночлежке. Это такое помещение, расположенное ниже уровня земли, без окон и с очень спертым воздухом. Там навалены старые матрацы и все спят чуть ли не друг на друге. Передвигаться по такому помещению можно только очень осторожно, постоянно рискуя отдавить кому-нибудь что-нибудь ценное.

— Так, ладно. Сколько с нас за ночь?

— Три медяка с рыла. — Грязный вонючий тролль усиленно ковыряет в носу и спокойно ожидает нашего ответа.

— А не жирно будет?

— Не хочешь — вали, ищи, где дешевле.

Рычу, сжимаю в руке рукоять ножа. Эльф в это время пытается вытащить из сапога деньги. У него трудности. Федя наотрез отказывается расставаться даже с одной монеткой, гоблин искренне уверен, что это он сам все заработал.

— Федя, нам надо оплатить ночлег.

— Феде здесь не нравится!

— На улице спать еще хуже. Там дождь и холодный ветер!

— Федя богатый, Федя будет спать на кровати во дворце!

— Тут нет дворца.

— Тогда в самой красивой комнате! — Гоблин хмурится.

— Но так у нас быстро кончатся деньги.

— Федя еще заработает. Фтор будет орать, а Федя собирать. — И в меня тыкают пальцем.

Чего я буду делать? Отворачиваюсь от тролля, пронзаю гоблина убийственным взглядом. Мне клыкасто улыбаются.

— Аид, отойди-ка, я сейчас сам с ним поговорю.

Светлый пожимает плечами и отходит. Сажусь на корточки, кладу руку на плечо гоблину и чуть его сжимаю.

— Итак, Фе…

Меня шарахает разрядом, по силе сравнимым, наверное, с ударом молнии в упор. Выгибаюсь дугой, ору и вибрирую на максимуме. Через две секунды отпускает. Но к тому времени дымлюсь уже не только я, дымится и тролль, так и не успевший вынуть палец из ноздри (я случайно схватил его за ногу).

Надо ли говорить, что из ночлежки нас выкидывают в прямом смысле этого слова? Федя шмякается на мою спину. Что характерно, сапог он из лап так и не выпускает и ни одной монетки не теряет.

— Что ж, теперь у нас есть два пути. — Аид кое-как встает и глядит по сторонам. Смеркается. — Либо ты еще раз выступаешь, но деньги собираю я.

На моей спине тихо, утробно рычат.

— Либо… Федя сам выбирает, где мы остановимся.

— Ну уж нет. Это мои деньги! И ни один гоблин…

Новый удар током мгновенно меня вырубает.

Последнее, что я думаю, прежде чем вырубиться окончательно: «Как же я ненавижу гоблинов!»

— Где это я?

Лежу на кровати, в воздухе витает запах спирта. Такое ощущение, что у меня сломано все: даже то, что сломать нельзя в принципе.

— В больнице. Я тебя сюда принес.

Поворачиваю голову и фокусирую взгляд. Надо же, меня едва не прикончили. И кто! Какой-то гоблин, который сидит теперь на коленях у Аида и шумно вытирает слезы и сопли огромным носовым платком… или, точнее, простыней, которую он где-то стащил.

Верчу головой, изучаю место, в котором я оказался. Комната довольно большая, коек на сорок. Половина из них занята, на койках лежат люди, гномы, эльфы и представители прочих рас, замотанные в бинты. Над их головами висят магические лечебные шары. Мне шара не досталось. А жаль. Он перекачивает в тело дополнительные силы, постепенно при этом уменьшаясь в объеме. Кстати, стоит кучу денег.

— Спа… спасибо.

— Да не за что. Уже утро, кстати. Мы с Федей переночевали в коридоре. Зато бесплатно.

— Угу. На кровати сегодня, получается, спал только я. — Укоризненно смотрю на гоблина. Тот начинает всхлипывать громче, из глаз льются буквально крокодильи слезы. — Ты вообще в курсе, что с друзьями надо делиться? — пытаюсь хоть на миг прервать соленый водопад.