Последняя крупная операция, выпавшая на долю А. В. Суворова в Польше, была связана с возвращением Краковского замка в апреле 1772 г. Замок находился вне городских стен Кракова, только примыкая к нему. Он был занят русским караулом. Из-за небрежности нового командира Суздальского пехотного полка В. В. Штакельберга, ослабившего боевую дисциплину, конфедераты сумели подкупить хозяина трактира, примыкавшего к замковой стене, и под видом строительных рабочих, приглашенных для ремонта, проделали в стене лаз. По нему в ночь с 21 на 22 января (старый стиль) 1772 г. около 800 конфедератов под предводительством французских офицеров, бригадиров де Шуази и Галиберта, смогли проникнуть в замок и пленить русский караул. Произведенные при этом несколько выстрелов подняли тревогу в Кракове. Полковник Штакельберг в ту же ночь попытался отбить замок, но потерпел неудачу и понес потери[212]. Теперь общую команду над войсками возложили на Суворова, тем более что именно он отвечал за сохранение порядка в Люблинском и Краковском воеводствах. Около месяца вел он наблюдение за замком, собирал информацию о том, что там творится. Наконец 20 февраля (старый стиль) Суворов предпринял попытку штурма: предполагалось с помощью петарды взорвать замковые ворота и ворваться внутрь. Однако пороховой заряд оказался недостаточен, и ворота уцелели. Естественно, без их разрушения приступ не удался и привел к новым потерям: у нас было убито 48 и ранено 72 человека.

Тогда наш герой перешел к тесной блокаде замка, прервав его сообщение с внешним миром, одновременно разослал летучие отряды против конфедератов, дабы пресечь малейшую возможность для них деблокировать осажденных. Особенно отличился в этих рейдах премьер-майор Каргопольского карабинерного полка И. И. Михельсон, неоднократно рекомендованный за свои успехи самим Суворовым[213] генерал-аншефу А. И. Бибикову, возглавившему теперь русские войска в Речи Посполитой. Сам полководец в 1790 г. так оценил его действия:

Новая тактика через полтора месяца дала желаемые результаты: конфедераты были изнурены нехваткой продовольствия и воды, потерями при ежедневных обстрелах; поляки перессорились с французами, упрекая их в бездействии, те же попрекали конфедератов отсутствием попыток деблокады. Участилась и сдача в плен дезертиров из замка, так что Суворову было хорошо известно, что там происходит. Наконец после победы И. И. Михельсона 10 апреля (старый стиль) при Бяле бригадир де Шуази начал переговоры с русским генералом о капитуляции, 12-го она была подписана, а 15 апреля 1772 г. конфедераты капитулировали и сдали Краковский замок. Эта победа была тем более значима и приятна для Суворова, что его противниками выступали французские офицеры, имевшие за плечами опыт Семилетней войны, а де Шуази и Галиберт, кроме того, были кавалерами военного ордена Св. Людовика малого креста, то есть противниками многоопытными[215]. Вообще французским офицерам в Польше при встречах с Суворовым, как правило, не везло, ведь еще под Ландскроной были разбиты конфедераты, обученные Дюмурье: очевидно, дело было в невысокой степени обучаемости и дисциплинированности повстанцев.

Собственно, после падения Краковского замка сопротивление в Речи Посполитой пошло на спад, судьба ее теперь определялась не на полях боев, а за столами дипломатических переговоров. Она была предрешена: Пруссия и Австрийская империя, пользуясь затруднениями Екатерины II, вызванными затянувшейся войной с Портой Оттоманской, предлагали ей произвести частичный раздел польского государства, угрожая в противном случае выступить на стороне Турции. К войне с целой коалицией, да еще по всему периметру западной границы, государыня была не готова, да и не стремилась: она дала согласие на такую «ампутацию». Так осуществлялась давняя мечта русской дипломатии приобрести плацдарм на востоке Великого княжества Литовского. Полоцк, Витебск и Могилев в современной Белоруссии должны были отойти России. Религиозное равноправие православных с католиками было провозглашено. Победы Суворова этому всему невольно способствовали.

Возможно, что дальнейшая судьба польского государства и не была ему безразлична, но время не сохранило свидетельств этого, а сейчас, летом 1772 г., рвался он из Польши, где делать больше было нечего. Стремительная и капризная богиня Фортуна давно уже манила его на иные поля сражений, к совсем другим берегам, где уже четыре года гремела медным гласом труба большой войны, смущая ревом сотен орудий дотоле тихие воды Дуная. Туда давно уже улетел он пылким воображением своим, желая сразиться с полчищами османов и стяжать такую славу, которой, конечно же, вечная погоня за конфедератами дать не могла.

Неоднократно пытался он хлопотать о переводе и искал себе ходатаев в Санкт-Петербурге, но тщетно: пребывание его в Речи Посполитой почитали уместным и полезным. Но теперь его наконец-то вызвали в столицу. Однако совсем с другой целью: на шведский престол вступил юный Густав III, опасались возможности войны. Один тот факт, что Суворова направили на угрожаемое направление, говорил о том, что его уже привыкли высоко ставить как боевого генерала и в Военной коллегии, и в Царском Селе. Сам он довольно «темно» отозвался о своей миссии на финской границе:

Все это можно толковать достаточно широко, вплоть до каких-нибудь секретных переговоров. Но так или иначе «обстоятельства переменились», и присутствие Суворова на границе со Швецией более не было необходимым. 4 апреля 1773 г., согласно его давнему желанию, герой наш наконец был причислен к 1-й армии и отбыл на Дунай, награжденный по величайшему повелению двумя тысячами рублей на дорогу.

Война между Российской и Османской империями вспыхнула осенью 1768 г. Формально поводом к ней послужил инцидент в местечке Балта, на границе польской Украины и княжества Молдавия. На самом же деле причины ее были глубоки и серьезны.

Если благосклонный читатель был внимателен, то заметил: воюя с конфедератами, Суворов неоднократно обнаруживал, что во главе их стоят французские офицеры. Это было не случайно. Король Людовик XV и его министры вскоре после Семилетней войны, во время которой союзничали с Россией против собственной воли, снова вернулись к политике всяческого противодействия русским интересам и прилагали все усилия, чтобы Екатерина II не смогла вывести страну из политической изоляции, в которую загнал ее своей неразумной политикой незадачливый Петр III. Версаль прилагал все усилия, чтобы поддерживать и разжигать антирусские настроения в Стокгольме, Варшаве и Константинополе у своих традиционных союзников, озабоченно наблюдающих за постоянным усилением грозной северной державы. Не имея сил вступить в борьбу сам, он подталкивал к ней соседей России, имевших с ней давние исторические счеты.