Новый Сейм созвали осенью 1766 г., но он не желал идти на уступки диссидентам, тогда князь Репнин использовал русские войска, стоявшие в Польше с 1764 г., для гарантии спокойствия выборов короля. И те 24 сентября заняли владения епископов Краковского и Виленского, возглавлявших сопротивление уравнению православных в правах с католиками. Все это только подлило масла в огонь, и страсти разгорелись. Страна стала двигаться к гражданской войне, антирусские и антиправославные настроения росли с каждым месяцем, всех недовольных возглавлял епископ краковский Солтык. Католицизм для поляков был больше чем религией, он был верой, за нее шляхтичи готовы были отдать жизнь.

Беда Екатерины II была в том, что ее лютеранство сделало религиозные убеждения в ней поверхностными, переход в православие в 14-летнем возрасте не углубил их. Усердная ученица Вольтера, Рейналя, Дидро и его «Энциклопедии», она имела весьма скептическое мнение о католицизме и никак не могла представить, что в Речи Посполитой католический епископат – неотъемлемая часть государственной власти и его влияние на умы народа почти безгранично. Ей казалось, что епископов можно подкупить[178]. Напрасно Репнин думал, что конфликт можно решить политическими мерами. Тогда князь решил дополнить их военным устрашением и в сентябре 1767 г. в преддверии собрания нового Сейма вызвал в Варшаву русские войска. Они встали в предместье столицы, а в саду русского посла расположился казачий отряд. Тогда 24 сентября папский нунций[179] призвал лидеров непримиримых католиков встать на защиту своей веры. После этого русский посол настоял на аресте епископа Солтыка и ряда других лидеров движения, их отправили в Россию.

Оппозиция притихла, Сейм отложил заседания до февраля 1768 г., удалось даже выработать компромисс между Репниным и польскими депутатами, императрица была готова поддержать его. Но весной 1768 г. вспыхнул бунт: часть шляхты и некоторые магнаты, оскорбленные уступками православным и присутствием русских войск в Польше, в маленькой крепости Бар, расположенной в украинской Подолии, провозгласили конфедерацию. Началось восстание против русского диктата и капитуляции перед ним. Гражданская война и борьба против русских войск сплелись в тугой неразрывный узел. К осени в стране воцарился хаос: повстанцы собирали налоги в свою пользу, грабили поместья не примкнувшей либо поддерживающей короля шляхты. В октябре 1768 г. на Сейм в Варшаву смогло добраться лишь тридцать депутатов.

Выход из кризиса виделся лишь один: ввести в Речь Посполитую дополнительные русские войска. Даже Фридрих II сначала не протестовал. Среди прочих глухой осенью 1768 г. в поход выступила и бригада в составе трех пехотных полков: Смоленского, Суздальского и Нижегородского. Вел ее пожалованный 22 сентября в бригадиры А. В. Суворов. Он сам описал поход в ноябрьскую слякоть и декабрьскую стужу в письме к другу А. И. Набокову, служившему в канцелярии Коллегии иностранных дел:

Письмо написано в Смоленске 15 декабря. Результаты похода говорят, что годы обучения суздальцев в Новой Ладоге не прошли зря. Просьба же посодействовать переводу на «другую войну» относится к желанию попасть в армию, собираемую против турок, которые, подстрекаемые Францией, объявили войну Екатерине II в конце октября 1768 г. Он думал, что там ему будет легче и проще выдвинуться и прославиться. Но судьба сулила иное.

Переход за месяц 869 верст от Новой Ладоги до Смоленска говорил, что он более чем кто-либо пригоден для войны с конфедератами. Они вели войну истинно партизанскую, ибо «правильного боя», как в Семилетнюю войну, выдержать не могли. Русские командиры и их войска столкнулись с противником, который появлялся из ниоткуда и исчезал в никуда. Его надо было неустанно преследовать, но линейная пехота и кавалерия для этого не годились, даже если они наносили удар, то шляхетское ополчение, рассыпавшись в одном месте, снова собиралось в другом. Нужны были войска, которые будут столь же быстры, как конфедераты, и даже быстрее их. И нужен был человек, который поведет такие войска.

Уже в январе рвение Суворова было отмечено похвальными письмами вице-президента Военной коллегии графа З. Г. Чернышева и чрезвычайного полномочного посла в Польше Волконского, старого его командира в 1760 г.:

Но ему этого мало, и он снова просится на войну с турками. Вместо этого – зимняя стоянка и весьма приятное провождение времени в Смоленске [182].

Пришла весна, и он с полком уже в Орше, по ту сторону границы. Наконец, 9 июля 1769 г. во главе Суздальского пехотного полка в сопровождении одной эскадры кирасир и одной эскадры драгун «выступил из города Орши для скорейшего занятия г. Минска 30 июля 1769 года отправлен генералом Нумерсом из г. Минска в Варшаву, куда должен был прибыть 19 августа. Но указом Военной коллегии по изменившимся обстоятельствам, не приходя в Варшаву, поворотиться в Брест-Литовск и там остановиться»[183]. Так повествует о начале похода формулярный список полководца. А вот что вспоминает сам Суворов: