– Нет, это дед занимался. В таком маленьком городке трудно иначе.

– Ну… – Алексей пожал плечами. – Тогда зачем же торговали этой рыбой?

Катя мешала ложечкой в стакане. Подняла глаза на Алексея:

– Деньги нужны были… – помолчала и добавила, – это только последние год-полтора, у меня брат в тюрьме сидит. За наркотики.

– И ему нужны деньги, – продолжил Алексей и понимающе кивнул головой. – Я, кстати, курил и тоже чуть не спалился. Не курю больше. Он курит или на игле? – Алексею хотелось показать, что он знает эту тему и понимает ее брата.

– Не знаю, думаю, курит, – Катя подняла тревожные глаза на Алексея, – он теперь и картежник еще… Не понятно, как они там играют и наркотики курят? Я бывала у него – там сплошные решетки!

– Да охрана им и носит… Это там свободно! Были бы деньги! – Алексей смотрел на Катю с жалостью и тревожно. – И вы ему эти деньги посылаете?

– Да, мама… она не отступится. Не знаю, что с ней будет, если не сможет ему помогать. Как слепая. И с отцом из-за Федьки все вышло. – Катя замолчала, вспоминая. – Когда Федора арестовали во второй раз, отец с матерью всю ночь разговаривали в кухне, отец так переживал… а утром пошел помочь соседям, и ему бревно сорвалось на спину, ему кричали, а он не слышал.

Алексей смотрел хмуро. Чай отпил.

– А Настя твоя, она тоже… у них тоже большая семья?

– Нет, она с бабушкой живет, у нее мама есть.

– А чего же она в Москву поехала?

– Работы нет… – Катя неопределенно пожала плечами, подняла на Алексея спокойные грустные глаза. – Это не так все просто. У нас, ведь, и правда, жизнь тяжелее. Нет работы и все! Что ты сделаешь? – Она замолчала, потом спросила. – А ты чего с Настей цепляешься? Может, она тебе нравится?

– Да ладно! Она мне вообще не нравится. Честно!

– Не-ет, она красивая! Не можешь же ты этого не видеть? Неужели не нравится?

– Да при чем тут ее лицо?! Она сама мне не нравится. А она тебе, правда, сестра?

– Да, троюродная. Наши бабушки родные сестры.

– Мне кажется, она тебя не любит!

– Да? – удивилась Катя.

– Не знаю, завидует и…

– Мне? – еще больше удивилась Катя. – Ты что, Алекс?!

– Ты красивая, ты же красивее ее!

– Ну, перестань, это вообще неправда…

– Ты красивее, ты умная, а она никому не нужна, кроме этих с рынка. Она грубая внутри!

– Перестань, откуда ты все это взял?! Ты ее не знаешь!

– Вот увидишь! Она с азербайджанцем когда приходила, поддатая была. – Алексей задумался. – Хвасталась ему тобой… и плела всякое. Окей, – остановил сам себя Алексей, – не буду, но не хотел бы я такого брата.

Алексей допил чай, поставил чашку, глянул на часы:

– Ладно, мне домой пора, предкам обещал, они возвращаются сегодня.

Он оделся, в дверях уже хотел обнять и просто поцеловать ее в щеку, как он делал это с любыми другими знакомыми девчонками, и даже мысленно готовился к этому, но не осмелился. Погладил ее по плечу.

– Мне из Лондона приглашение на стажировку пришло. На три месяца уеду! Ты будешь скучать?

– Буду, – кивнула Катя.

– А учиться не хочешь? – спросил, думая про себя, что можно было бы придумать какие-нибудь курсы и поехать вместе.

– Учиться? – удивилась Катя. – Хочу, конечно, но мне работать надо.

Утром явился хозяин квартиры. Открыл дверь своим ключом, тихо прошел по коридору, осмотрел кухню, ванную, прислушался к пустой комнате Алексея, остановился возле комнаты девчонок.

Осторожно приоткрыл дверь к Кате. Она спала крепко, лежала спиной к двери под тонким одеялом, только пятки торчали. Паша, отступил в коридор, постоял, возбужденно прислушиваясь к Катиному дыханию. Попробовал, закрыта ли входная дверь, задвинул ее на задвижку. Пошел на кухню, выпил воды, замер в нерешительности, лицом к стене, не решаясь выйти из кухни, вздрогнул от звука поехавшего лифта. Сел на стул, на часы посмотрел нервно и снова встал. Было семь утра. Паша сосредоточенно погрыз ноготь, видно было, что он крепко трусит. Неожиданно сжал кулаки перед собой, потряс ими, придавая себе смелости, и пошел в спальню. По дороге снял куртку, пиджак, бросил на вешалку, цапнул себя по голове – он был в клетчатой фуражке, сдернул ее и не с первого раза попал на крючок. Осторожно открыл дверь.

Стараясь не дышать, обошел кровать, наклонился, не зная, как лучше приступить, встал коленом на край и взял Катю за плечи. Катя спокойно открыла глаза и увидела Пашу. Взгляд ее стал осмысленнее, она потянула на себя одеяло.

– Доброе утро, – просипел Паша, переступая другим коленом через Катю и сдергивая с нее одеяло, – это я… не бойся… – лицо его наливалось кровью.

– Что вы? – Катя попыталась выбраться, но Паша всей массой сидел на ее бедрах.

– Пустите меня! – твердо попросила Катя. – Пустите, я хочу вам сказать… – она уперлась ему рукой в грудь у подбородка.

– Сейчас, сейчас поговорим, я ждал, – Паша отталкивал ее руку, наваливался тяжелой грудью и лез мясистыми губами. Волосы с боков повисли двумя прядями, открывая лысину.

Катя отворачивалась, ни страха, ни злости, даже брезгливости не было на ее лице. Только удивление.

– Да пустите же! Что вы?!

Паша действовал молча и был решителен, он нахмурился, и, надув щеки, стал торопливо снимать рубашку, та быстро не расстегивалась, он рванул ее через голову, затрещала ткань, пуговицы посыпались. Глаза Пашины хищно и трусливо горели, белое тело тряслось жиром на боках и животе.

– Все будет хорошо, все хорошо, увидишь, я так могу… – бормотал Паша, лапая Катю сквозь отталкивающие его руки, за плечи и грудь, Катя не давалась, затрещал ворот ее старенькой ночнушки.

Катя прикрыла обнажившуюся грудь, но вдруг сильно забарахтала ногами, так, что Паша стал подскакивать, вывернулась в сторону окна, и, изогнувшись, упала руками на пол. Паша схватил ее за талию, пытаясь развернуть. Катя уцепилась за тяжелые шторы, замычала и, от бессилия изо всех сил дернула гардину. Паша как раз тянулся трясущейся мордой к ее груди, и карниз, добрый старый массивный карниз, на котором висели тяжелые шторы, рухнул вниз. На Пашины проплешины. Паша дернулся, грюкнул и, скривившись, беспомощно схватился за голову. Из-под руки потекла кровь. Он растерянно трогал себя за голову.

– Ой! – Он отнял руки, увидел кровь и побелел. – Что ты?!

Катя выбралась, придерживая разорванную ночнушку, на ее лице тоже был испуг, и побежала в ванную. Схватила свое полотенце, потом Настино, одеколон Алексея и вернулась в спальню. Паша сидел на краю, плохо соображая, что происходит, и прикладывал свою желтую рубашку к голове. Рубашка была сильно в крови.