Топклифф приказал кучеру погнать лошадей быстрее.

НЬЮ-ЙОРК — 5 ЧАСОВ 32 МИНУТЫ ПОПОЛУДНИ, НАШИ ДНИ

Кейт потянулась за своим мартини.

Медина расстроенно следил за ее рукой.

— Что-то случилось? Вы дрожите.

— Просто в гимнастическом зале я слишком увлеклась поднятием тяжестей, — солгала Кейт и, приклеив к губам улыбку, добавила: — Совершенно ясно, вы сами знаете, как это бывает.

— Рад, что вы заметили.

Хорошо, что тебя так легко отвлечь. Кейт украдкой подсунула трясущуюся руку под бедро. Устрашающее известие, полученное несколько часов назад, и спутанные разрозненные мысли, которые оно вызвало, проносились в ее мозгу, ударяясь о края, как бамперы машин.

Они с Мединой сидели в плюшевых креслах в гостиной его люкса в «Пьере», встретившись ненадолго за коктейлями, прежде чем он поспешит в аэропорт на свой рейс обратно в Лондон. Пока Медина рассматривал закуски на кофейном столике между ними, Кейт высвободила правую руку, несколько раз сжала ее в кулак, затем подержала неподвижно. Отлично, подумала она. Дрожь прекратилась.

— Как прошел ваш день? — спросил Медина, снова глядя на нее. — Случилось что-нибудь интересное?

Кейт взяла тарталетку в форме ракушки, заполненную копченой форелью с черной икрой, положила ее в рот и задумчиво пожевала.

— М-м-м! Вот это чудесно, ну просто чудесно!

— Ладно-ладно, мисс Секретница, — шутливо сказал Медина. — Все понятно. Если вы поведаете мне, чем занимались, вам придется меня убить. Однако если мы продолжим эту болтовню, приятно занимающую время, сведениями о моем дне, мне убивать вас не придется, но очень велики шансы, что вы умрете от скуки.

— Испытайте меня.

Скука сейчас звучит для меня очень заманчиво.

— Всего лишь пара встреч. Я управляю гарантийным биржевым фондом, провожу ряд быстрых продаж, иногда делаю капиталовложения туда-сюда.

— И каково ваше самое блестящее достижение?

— Я заметил, что ведущие компании вашей страны не так устойчивы, как делают вид. Я в нужный момент сбросил «Энрон» и «Уорлд-Ком». Но довольно обо мне…

Ага, не в настроении говорить о себе самом.

— Вы правы, — перебила Кейт. — У меня для вас важнейшая новость.

Медина поднял брови.

— Я посоветовалась со специалисткой по книжным раритетам, а вчера вечером взялась за дело сама и практически уверена, что ваш манускрипт — именно то, что утверждает первая страница: сборник секретной информации, составленный Томасом Фелиппесом.

— Листы, взятые из архива Уолсингема?

Кейт кивнула.

— Многие адресованы Уолсингему, и примерная датировка бумаги совпадает по времени с событиями, упоминаемыми в документах, которые мне уже удалось расшифровать. И где возможно, я сравнила почерки с имеющимися у меня образчиками почерков разных елизаветинских шпионов. Все совпали.

— Боже мой!

— Погодите! Дальше — лучше. Похоже, Фелиппес отобрал действительно значимые сообщения. Мне не попался ни единый пустопорожний донос. Никаких нудных сообщений о состоянии испанского военного флота, например. Ничего в таком роде.

Кейт отпила глоток.

— Пока еще я не нашла даже намека на то, что могло бы повредить — в серьезном смысле слова — кому-нибудь теперь, но не сомневаюсь, что-нибудь отыщется.

— Ставлю на вас.

Кейт улыбнулась — первая искренняя улыбка с того момента, как она вошла в его номер. Наконец-то ее нервы успокоились.

— Кстати, — сказала она, — я позвонила вашему профессору. Ничего, кроме автоответчика. И до сих пор он никак не отозвался.

— Как и на мои звонки, — сказал Медина и задумался. — Попробую снова завтра с утра. Ну а пока мне бы хотелось послушать, что вы еще прочли вчера.

Глаза Кейт засияли.

— Ну, меня не удивили сообщения о смачной сексуальной жизни так называемой Королевы-Девственницы: с кем, когда, где и тому подобное. Однако было крайне интересно наткнуться на указание, что ее первый любовник не сбрасывал свою жену с лестницы, как принято считать.

— Его арестовали?

— Нет. Только замарали подозрением. Слухам поверили, так как было известно, что он отчаянно хотел жениться на Елизавете и стать королем. Сообщение принадлежало молодой служанке, утверждавшей, будто она видела, как жена нечаянно споткнулась на ступеньке и упала. Об этой свидетельнице никаких исторических сведений не сохранилось, и я полагаю, что Уолсингем скрыл ее показания.

— Почему?

— Политически было выгоднее держать Елизавету незамужней, объектом исканий многих европейских особ королевской крови.

— Логично. Что еще вы нашли?

— Доносы классического крота.

— А?

— Его звали Ричард Бейнс. Один из первых шпионов Уолсингема в Реймсе, в семинарии для английских католиков во Франции. Главного гнезда заговоров против английского правительства. Бейнс поступил в нее в тысяча пятьсот семьдесят восьмом году как обычный молодой католик, возжелавший стать священником. Его заданием было собирать сведения о военной стратегии католиков и устанавливать личности тайных католиков в Англии, что ему и удалось, как он указал в этой депеше. Еще он в Реймсе занимался разжиганием недовольства среди будущих священников, а потому восхвалял радости секса и вкусной еды всем, кто был готов его слушать.

— Неплохая тактика.

— Угу. В конце концов он допустил промашку. Сказал товарищу-студенту, что думает отравить семинарский колодец, а тот на него донес. И он провел год в городской тюрьме.

— Ну а шифры? Как вы разгадали?

— Секреты ремесла, друг мой. Извините. — Достав из сумки записную книжку, Кейт смягчила улыбкой притворно суровое, выражение. Открыла на нужной странице и протянула книжку Медине. — В оригинале это зашифровано. Из одного из доносов, наиболее легкого для расшифровки, однако это бессмысленный набор слов, верно?

— Выглядит именно так.

Кейт протянула ему листок с прорезями.

— Я приготовила это для вас.

— Хм-м… спасибо.

— Решетка Кардано, изобретена в середине шестнадцатого века миланским натурфилософом Джероламо Кардано. Обычно их вырезали из более твердого материала вроде картона. И отсылающие, и получающие имели дубликаты.

Наклонившись к Медине, она положила решетку на страницу записной книжки. В прорезях возникли примерно двадцать слов и пятьдесят отдельных букв.

— Знакомо?

— «Граф Нортумберлендский, — читал Медина, — построил потайную комнату, из которой поп служит мессы… В канун Троицы он повстречался с неким Фрэнсисом Трокмортоном, чтобы обсудить письма от их сообщников в Испании и Франции…»