Утром мы пошли изучать город.

На центральном рынке было полно народу — покупали и продавали все, что можно было провезти легально и нелегально по иракским дорогам. Уличные менялы предлагали к обмену огромные пачки саддамских динаров и курдских динаров «швейцарской» печати (напечатанных на самом деле в Англии). При этом деньги не пересчитывали, а взвешивали на весах для экономии времени.

Стоило на минуту остановиться, и вокруг скапливались зеваки, в первую очередь дети: «Мистер, мистер! Как тебя зовут?!» Подобные вопросы мы слышали по сто раз на дню, и отвечать на них одно и тоже было утомительно. Я попытался сострить: «Меня зовут Джеймс! А моего товарища — Бонд!» «Ага!» — ответил старший из ребят: «А меня зовут Мухаммед! И его — Мухаммед. И вот его — тоже. Мы тут все Мухаммеды!»

Киркук хоть и считался курдским городом, но курды нам практически не встречались, а в основном арабы, туркмены и ассирийцы. Курдские деньги к оплате не принимали. Спросом пользовались только саддамские динары. Самой распространенной купюрой была бумажка в 250 динаров. За доллар давали шесть таких бумажек. Купюры меньшего достоинства (100, 50, 25) существовали, но встречались редко и в очень потрепанном состоянии. Банкноты в 10 000 доверием не пользовались, слишком большое их количество было украдено из банков во время войны, в том числе и купюры-полуфабрикаты без номеров. Эти номера потом допечатывались кустарными способами, отчего многие магазины отказывались принимать эти банкноты или принимали по странному курсу 6 500 динаров за 10-тысячную ворованную купюру.

До Багдада мы доехали на рейсовом автобусе. С русских путешественников водитель не стал брать деньги. Мы вышли на площади в шиитском квартале на севере столицы. Вид иностранцев с рюкзаками вызвал нездоровый интерес со стороны населения, особенно юной его части. Нам кричали что-то обидное и пытались дергать за рюкзаки, думая, что мы — американцы. Если ситуация казалось опасной, то мы первыми шли к тяжело смотревшим на нас группам мужчин, улыбались и кричали «салям алейкум». Не ожидавшие этого иракцы тоже начинали улыбаться и обстановка несколько разряжалась.

В центральной части Багдада стало лучше — народ попадался образованный, замечал развевающийся над моим рюкзаком российский флажок и русские надписи на футболках. Некоторые даже говорили по-русски «здравствуйте» и «спасибо». Повсюду виднелись разрушенные дома, обгоревшие автомобили. Из узких переулков выглядывали американские танки, окруженные баррикадами из бетонных блоков и колючей проволоки.

Уже стемнело, когда мы добрались до посольства России. Никакой радости по поводу нашего приезда, разумеется, не было. На территорию посольства «из соображений безопасности» нас не пустили. Предложили идти ночевать в отель «Шератон» или «Палестина» (около 150 долларов за ночь). К счастью, в Багдаде у нас был знакомый — Николай Кушлевич. Позвонить ему оказалось непросто. Городская телефонная связь в Багдаде была практически уничтожена, сотовая — недостаточно развита. Можно было позвонить по спутниковому телефону, в посольстве он был, но нам не разрешили им воспользоваться.

Мы все же нашли в городе офис, откуда за несколько долларов можно было сделать звонок через спутниковую «турайю». Через некоторое время Николай появился и отвез нас к себе домой. В Ираке он работал на небольшую российскую компанию и продавал компьютерное оборудование. Денег хватало, чтобы снимать этаж в частном доме в престижном районе Багдада, недалеко от дворца Саддама. Николай знал, как делать деньги, и собирался построить в Ираке финансовую пирамиду. Наивных иракцев ему не было жалко. «Я — еврей, — говорил Николай. — Поэтому ненавижу всех: арабов, русских…». Впрочем, нас он приютил, накормил и даже подарил мне новые штаны, так как мои совершенно износились.

В особенности Николай терпеть не мог посольство Иордании, поскольку по вопросам бизнеса часто вынужден был ездить в эту страну, и постоянно натыкался на визовые проблемы. Он даже прикидывал, не нанять ли курдов с севера, чтобы те разбомбили иорданское посольство? Цены на подобного рода услуги были ему по карману. Утром Николай вместе с женой уехал в Иорданию на неделю, и мы вновь остались без жилья. Оставив рюкзаки во дворе дома, отправились гулять по Багдаду. Еще раз зашли в российское консульство, но не узнали ничего нового.

Возле банка неподалеку от консульства толпились люди. Там наладили обмен ворованных 10-тысячных купюр на честные 250-динарные, но очереди скапливались большие, а банкиры меняли не больше пяти банкнот за раз.

Бродить по Багдаду было интересно, хотя окружающая обстановка шокировала: остовы изуродованных зданий, разбомбленный телецентр, взорванный банк. На улицах валялись гильзы, патроны и листовки, призывающие защищать страну любой ценой. Все статуи иракского лидера были уничтожены, разве что можно было увидеть стоящие на постаменте ноги. Лица Саддама на портретах, мозаиках, барельефах были разбиты, изорваны, сожжены, замазаны краской, расстреляны из пулеметов. Светофоры не работали из-за проблем с электричеством. На стенах домов и заборах красовались противоречивые надписи «Tank you, USA!», «USA go away!» и даже «Yes, yes to Islam».

Новая власть начала выплачивать зарплату и денежные пособия иракцам, и за деньгами выстроились многокилометровые очереди. На улицах помимо американских патрулей встречались британские и итальянские, но редко. В основном носились серые штатовские «хамви» (военная разновидность «хаммера»), по две-три машины, ощетинившиеся пулеметами в разные стороны. Проезжали танки, бронетранспортеры и странные самоходные установки. Над городом попарно барражировали вертолеты. Гражданские машины ездили с названиями организаций вместо номеров, или вообще без опознавательных знаков.

Приближаться к американцам нам не рекомендовали. В случае малейшей опасности солдаты начинали стрелять в разные стороны, надеясь попасть хоть в кого-то. Иногда попадали и в боевиков, но чаще страдали мирные жители и журналисты. По американцам тоже стреляли, с момента официального окончания войны у них не было ни одного спокойного дня. В новостях передавали, что ежедневно с июня по август в одном Багдаде погибало от трех до пяти солдат армии США. Но армейское командование не включало в статистику покалеченных, раненых и умерших в госпитале, пропавших без вести или «погибших в результате террористических актов». Считать ли брошенную в конвой ручную гранату террористическим актом или нет — на усмотрение военного начальства, которое не любит афишировать потери.