Но кто этот человек, который осмелился поднять на нее руку? Кто убил Евгению Шиловскую?

Позвонили из больницы, где находилась Тюрина, — больной стало значительно лучше. Для беседы с ней была выделена Лиля Анцупова — миловидная девушка двадцати пяти лет, с васильковыми глазами и копной белокурых волос, спадавших красивыми волнами на узкие покатые плечи.

Самый пристальный взгляд со стороны не смог бы распознать в ней старшего лейтенанта милиции. На это и покупались многие свидетели, разнеженные приятной внешностью Лили и ее кажущейся безобидностью. Под обликом белокурого ангела скрывался несгибаемый стержень. Лиля была целеустремленным, волевым человеком, который умеет принимать решения и выполнять их с мужской хваткой и силой.

Подполковник Костырев в принципе был противником эмансипации, предпочитая ее горьким плодам здоровый консерватизм и несколько домостроевскую патриархальность. Не жалея, он посылал свою сотрудницу в самое пекло, но потихоньку давал приказ ребятам присмотреть за девчонкой. Однако «железная» Лиля блестяще справлялась со всеми заданиями и, не провалив ни одного из них, сумела со временем стать полноправным членом группы Костырева. Она не терпела ни поблажек, ни показного джентльменства своих коллег и стремилась быть наравне с мужчинами во всех делах, поражая их силой духа и блестящим умом.

Сейчас ее бросили на помощь Ильяшину — работу по сбору сведений о личной жизни Шиловской Анцупова закончила. Письменный отчет, написанный крупными четкими буквами, лежал на столе шефа и требовал внимания.

— Езжай, поговори с Тюриной, а я тем временем разберу твою писанину, — вздевая очки, добродушно сказал Костырев.

Тюрина покоилась, накрытая простыней до самого подбородка, опустив отекшие веки.

— Она очень плохо говорит, — сказал врач. — Вам будет трудно ее понимать.

— Вы сможете ответить на мои вопросы? — мягко спросила Анцупова, наклоняясь к изголовью.

Тюрина шевельнулась, что должно было означать согласие.

— Вы помните день, когда с вами случилось несчастье?

Лиловые узкие губы, вытянутые в бесцветную полоску, разжались. В ответ раздалось смутное мычание…

…Мучительный разговор продолжался около часа. Под конец утомленная Мария Федоровна даже стала заговариваться:

— П-полный че-че-чемодан кроликов н-на-бра-ла я, а они как выскочат из него и побежали-и-и, побежа-али, побежа-али…

Идя по коридору с лечащим врачом, Лиля спросила:

— У нее все в порядке с головой? Мне показалось…

— Да-да, такое бывает после инсульта. Но в данном случае прогноз благоприятный. Я думаю, что основные факты она должна помнить, а относительно полноценной умственной деятельности говорить рано.

Лиля вошла в кабинет Костырева в обеденное время, когда тот поглощал приготовленные женой бутерброды, запивая их остывшим кофе. По официальному кабинету, в котором, раскаиваясь, рыдали матерые преступники, носился домашний уютный запах «Докторской» колбасы.

— Ну что там наша Тюрина? — спросил шеф.

— Не слишком радует, — честно ответила Лиля. — Она еще очень плоха, особенно в плане умственной деятельности. Вроде бы все понимает, понимает, кто я, что спрашиваю, и вдруг начинает рассказывать про чемодан с кроликами. Говорит невнятно — последствия паралича.

— Что-нибудь узнала?

— Ничего нового. Вернулась домой примерно в тринадцать десять. Дверь была открыта — ее это испугало, она вошла в квартиру, отправилась будить Шиловскую и нашла ее на полу. Почувствовала себя плохо и упала, не в силах пошевельнуться до прихода массажистки и приезда «скорой». Посторонних не видела. Ограбление отрицает. В квартире убиралась двадцать четвертого, ближе к вечеру, так что следы могут быть оставлены в течение последних суток до убийства. Обещала вспомнить всех, кто приходил к Шиловской в течение последних двух дней.

— Дверь была открыта, когда она пришла?

— Уверяет, что да. Она заподозрила, что сама забыла ее закрыть. Кто мог убить хозяйку, совершенно не представляет. По ее словам, конфликтов у Шиловской ни с кем не было, никто ей не угрожал.

— А как насчет возможности самоубийства?

— Категорически отрицает. Говорит, что это невозможно. Кстати, вечером ожидались гости.

— А как насчет угнетенного состояния, разговоров о смерти, намеков? Обычно в разговоре потенциальных самоубийц так или иначе проскальзывают подобные фразы.

— Кажется, не замечала. Не верит, что такое возможно. Обвиняет во всем себя — забыла закрыть дверь. Но вот что интересно, Тюрина забеспокоилась, когда я ей сообщила, что Жмуров, сожитель ее дочери, сбежал из заключения. Затряслась от ужаса, я даже испугалась, что ее второй удар хватит. Мне кажется, что она чего-то недоговаривает.

— А как она относится к Жмурову?

— Боится, трясется от одного упоминания.

— Что сказала о мужчине, которого сбила машина?

— Лица не видела. Помнит только общее впечатление — долговязый, в синем спортивном костюме. Среди знакомых Шиловской такого не помнит.

— Хорошо. А как насчет списка вещей?

— Вот что интересно. Я зачитала ей список наиболее ценных вещей, обнаруженных в доме. Она подтвердила, что все, по-видимому, на месте, за исключением одной вещи. У Шиловской был перстень с массивным бриллиантом, подаренный ей вторым мужем. Я позвонила Барыбину, и он рассказал, что перстень был очень ценный, прошлого века, замечательной работы. Куплен на аукционе за большую сумму и подарен Шиловской в день их помолвки. Она с ним никогда не расставалась, носила не снимая. Но на убитой никаких драгоценностей, согласно протоколу, не обнаружено. Пропал?

— Интересно, — задумчиво пробормотал Костырев. — Какова примерная стоимость перстня?

— Барыбин утверждает, что около двадцати тысяч долларов. Очень крупный бриллиант, чистой воды, старинная работа. Шиловская его сама выбрала. Что ж, у нее хороший вкус, — улыбнулась Лиля. — Другая бы женщина на ее месте купила бы на эту сумму килограмм цепочек, серег и колец…

— Вот что, Лиля, после аукциона должно остаться описание кольца в каталоге, его изображение. Надо найти и разослать по всем скупкам, ломбардам, ювелирным магазинам. Вещь приметная, рано или поздно всплывет.

Лиля внимательно следила взглядом за движениями шефа, тот, оживившись, вскочил со стула и, заложив руки за спину, мерил шагами небольшой кабинет.

— Я говорила по этому поводу с Барыбиным, и он обещал мне предоставить рекламные буклеты аукциона. И вот что еще…

— Да?

— В телефонном разговоре многое не узнаешь, конечно… Но мне показалось, что Барыбин обрадовался, когда я ему сообщила о пропаже перстня. Не то чтобы обрадовался, но как будто бы вздохнул с облегчением, расслабился. Он, кажется, рассчитывает, что мы будем думать, что убийство произошло с целью ограбления.