Она понеслась к лесенке на стену, к башне, где стояла сдвоенная скорострельная зенитка. Спасение Тэйки состояло в том, чтобы перемещаться исключительно резво: кем или чем там занят маг, непонятно, но когда он там покончит с делами, его опять заинтересует бедная девочка Тэйки. Девочке надо бы порхать, как птичке, – порхающую цель несколько труднее «прихватить», а вот едва шевелящей мослами цели верный каюк…

По ней начали стрелять со всех сторон. Пули выбивали искры, цокая по ступенькам у самых ее ног. Какой-то умелец с соседней башенки умудрился развернуть пулемет под немыслимым углом и теперь щедро поливал лесенку свинцом. Но Тэйки удалось забраться на самый верх.

Она заметила: аж трое выцеливают ее с земли. Кроме того, Тэйки почувствовала легкий виртуальный укол. Следовательно, маг освободился от неотложных дел и был к ее услугам… Быстрее! Тэйки оттолкнулась от зубца с автоматной амбразурой и взлетела над стеной, переворачиваясь, как кошка, для счастливого приземления на четвереньки. Если бы кто-то мог заснять ее невероятный прыжок в замедленном темпе, наверное, камера уловила бы, кроме летящей девушки, еще три или четыре пули разных калибров, настигавшие ее в воздухе, но так и не настигшие…

Тэйки даже не отбила руки. Укол!

Она рванула с низкого старта, петляя и подпрыгивая. Полдюжины стволов кипятили землю под ее алыми бутсами. А Тэйки летела, не сбавляя темпа, летела, когда по ней никто уже не стрелял, летела, когда Калужский пост скрылся из виду, летела, не разбирая дороги, летела, уже наплевав на сбитое дыхание и предательское колотье в боку…

Тэйки твердо знала: по-настоящему хороший старый маг достанет тебя даже с трех километров. А не очень хороший, если изловчится, может «прихватить» с полутора. Она не знала, сколько пробежала, и не собиралась ставить опыт на собственной шкуре. Это было точно больше двух километров, когда левая ступня Тэйки зацепилась за проволочную петлю, торчавшую из земли. Девушка потеряла равновесие и всей тяжестью рухнула в старую воронку.

«Момент истины…»

Гусеницы Гэтээса взрывали землю рядышком с прудом в центре Воронцовского парка. Это было одно из самых безопасных мест в Москве и одновременно одно из самых опасных. В сотне метров от пруда оборотни-долгоносы устроили большое семейное гнездо. А поскольку брачный сезон у них длился с марта по октябрь и, только лютое дыхание зимы приостанавливало эротические игрища, примерно раз в декаду по парку и его ближайшим окрестностям разбредались личинки долгоносов. Им требовалась кровь. Чуть-чуть. Не больше стаканчика. Получив свое, они надолго превращались в тишайших и безобиднейших тварей. Теоретически, добыча, отдав требуемое, могла топать по своим делам. Беда только в том, что потенциальный поставщик кровушки получал мощную дозу яда-парализатора. В том мире, где первый оборотень увидел первый рассвет, если, конечно, там есть рассветы и закаты, этот яд, наверное, никого не убивал. Но в земных условиях он оказался смертельным для всего живого… Так что Воронцовский парк на протяжении восьми дней в каждой декаде становится милым пустырьком, куда никто не рискует соваться, опасаясь крупных неприятностей, зато остальные два дня здесь эти самые крупные неприятности просто кишмя кишат.

Даня не знал, на какую часть цикла попала нынешняя операция. Судя по «мертвому сезону», общей тиши и благодати, – на мирную. А по большому счету, наплевать. Гэтээсу хоть тонну парализатора вколи, он из себя соляру сосать не позволит.

Гвидон маялся на матрасах в «пассажирском» отсеке. Генерал размышлял на невеселую тему: сколько народу чтит «Новую Директиву» в Круге подземных? И не окажется ли Гвидон хитрой подсадкой? Гоблинский солдат туп, его дело не думать, а драться. Гоблинский маг – совсем другое дело, да и князь тамошний тоже кое-чего стоит… Они ведь не как люди, а как муравьи: каждый приспособлен к своему делу, у каждого тело под какую-то одну работу заточено. Так вот, тот парень, которого словили ребята Рожка, не был ни магом, ни князем, ни солдатом, ни даже звероподобной образиной, которую сами гоблины называли «истребителем магов» (таких держали у себя князья – как сторожевых псов, чтобы маги не заносились и не пробовали встать выше своих владык). Не-ет, тот был почти человеком, только очень здоровым и с вытянутым черепом яйцевидной формы. Дрался он страшно, и убили его почти случайно. Рожковцам вообще везет, как никому… Ну да не о том речь. Когда копались у него мозгах, нашли, как яйцеголовый сам себя называет. Два слова: «Актар гаггш». Первое – совсем неразбери-пойми, что-то вроде «гвардия», «лучшие», а до конца так и не разобрались, второе – одновременно мудрец и судья. Значит, не каган ведет войну и не князья, а такие вот ребятки, профессиональные мудрецы и большие выдумщики. Могли они на свою сторону перетащить обоих – и Гваддэ, и Гвидона? Могли, наверное. Могли они пожертвовать Гваддэ, желая обеспечить ее «учителю» особое доверие команды? Тоже могли. Умные ведь, едрена мать… Так кого они с Катей везут во чреве Гэтээса – ценного помощника или живую бомбу? А хрен его знает… Надо бы как-то… поосторожнее. Вот же подлянка! Своих подозревать – последнее дело. Так никакая работа толком не сладится! Но вроде мужик вел себя прилично, нигде и ни на чем не прокололся…

Тут Катя прервала его тоскливые раздумья:

– Скоро будем на месте.

– Отлично. Идем по графику, проблем не вижу…

– Я все думаю, Даня, вот Гваддэ… она, может быть, не знала ничего про «Новую Директиву».

Генерал кивнул, поражаясь Катиному здравому смыслу: «Может быть, не знала…» Очень созвучно его собственным мыслям. Тем временем Катя продолжала:

– Ее старший… не знаю, как у них называется… единист? Главный в ячейке, одним словом… Он, возможно, тоже ничего не знал. И его старший. Но ведь кто-то на самом верху группы, первое лицо или первые лица, они – обязательно знают. Выходит, продались сознательно? Это у подземных-то! У магов человеческих! И у «секретников»!

– Выходит, так.

– А кто же тогда людей поднимать будет? То есть, Даня, ты не пойми меня неправильно, я в твои дела не лезу, я просто так говорю, чисто теоретически… Наберемся новых сил, начнем, а у руля окажется гнилье?

«Словечки знает не хуже, чем Гвоздь. Теоретически… Это тебе не хрен моржовый!»

– Катя… Поднимать людей будем мы. Сегодня. Сейчас. Прямо сейчас. Катя.

Собеседница бросила на него удивленный взгляд.

– Я не понимаю тебя, Даня.

– Если мы выйдем на исходный рубеж хоть пятью минутами раньше, я все тебе расскажу.

Она вскинула подбородок.

– Выйдем. Куда ж мы денемся…

И Гэтээс добрался до исходной позиции минут на десять раньше, чем планировал Даня.

Генерал велел Кате спрятать тягач от гоблинских дозорных за большим зданием странной формы. В Катиной памяти всплыли полузабытые слова «архитектурный эксперимент». Теперь этот «архитектурный эксперимент» стоял заброшенным, никто тут не жил, разве что в зимнюю пору подвалы занимали оголодавшие семьи упырей. Большой дом, обветшалый и холодный, продырявлен был двумя артиллерийскими снарядами солидного калибра, часть крыши обрушилась, а угол, обращенный к бывшей улице Мелкухи-мелкая, порос синей жирянкой – высоким жестковатым мхом, который можно есть, но только когда ты о-очень оголодал.