— Если бы меня, сына Советской Армении, спросили, с чего начинается Родина, то я бы ответил: «С площади перед Зимним дворцом, где русские рабочие, революционные солдаты и матросы под руководством ленинской партии в октябре тысяча девятьсот семнадцатого года зажгли великое зарево новой социалистической жизни». А если бы меня спросили: «А где кончается Родина?», то я не смог бы ответить. Не смог бы потому, что моя Советская Родина стала поистине бескрайней и необъятной, ее идеи не знают границ. Нет масштаба, которым можно измерить дела моей Родины, ее значение, вес и авторитет в мире… Нет такой меры, которой можно измерить дружбу наших народов. У нас много друзей, и самый большой наш друг тот, с которым мы вместе шли в сражениях и победили ненавистного врага — фашизм…

Ему горячо и долго аплодировали. Аплодировали Советской Родине, сыном которой он был и которую он представлял здесь. О которой он говорил с такой любовью и с такой преданностью. Аплодировали дружбе, скрепленной кровью, — самой крепкой и нерушимой вовеки.

После торжеств к Виктору Аслановичу подошла молодая женщина и, попросив извинения, сказала:

— Я знала, что на нашем празднике будут советские товарищи, и взяла из дома фотографию. Я принесла ее, вот посмотрите, не напомнит ли она вам май сорок пятого года?

Виктор Асланович взял фотографию и стал с интересом разглядывать. Без особого труда он узнал своего командира корпуса, прославленного генерала Саркиса Согомоновича Мартиросяна. Внушительный, с Золотой Звездой Героя и многочисленными орденами на мундире, он счастливо улыбался. На руках у советского генерала была чешская девочка.

— Ваш генерал нес на руках меня! — гордо и восторженно воскликнула собеседница. — Да, да, это совершенно правда… Это я, Ева. Мне тогда было четыре года, но я все хорошо помню. О, это был действительно счастливый, незабываемый день. И солнце тогда было какое-то особенное, необыкновенно яркое…

Она очень волновалась, торопилась все рассказать, объяснить, как было, сознавая, что собеседник тоже был в тот майский день на этой улице, шел по сияющим мостовым ее города вместе со своим командиром впереди строя советских солдат-освободителей.

— Теперь я выросла, получила образование, стала коммунистом. Работаю в городском совете, — продолжала рассказывать Ева со счастливой улыбкой на еще молодом лице. — Да, чуть не забыла: моя фамилия Крскова. Ева Крскова. Как видите, счастье ко мне пришло из рук вашего генерала — храброго и доброго война страны Ленина. Передайте ему и всем советским людям нашу вечную благодарность и признательность. Мы, чехи и словаки, всегда с вами. Сердцем, душой и делами с вами…

Об этой встреча в Млада-Болеславе Мурадян рассказал генералу Мартиросяну после возвращения из Чехословакии. Генерал с удовольствием слушал, переспрашивал. Его интересовали мельчайшие подробности. Он не скрывал волнения. Все, что рассказывал Мурадян, было для ветерана войны очень дорого и близко. Прошлое — не тень наша, не просто спутник, оно всегда в нас — живое, волнующее, не дающее спать по ночам…

— Молодец, что побывал там, — сказал Мурадяну Саркис Согомонович. — Значит, видел Еву, мою «крестницу»? Говоришь, выросла, стала коммунистом?..

Генерал Мартиросян задумался о чем-то, видно, вспомнил тот май сорок пятого.

— Да, — сказал он Мурадяну, — те дни никогда не забудутся. Память о них придает силы нам, старикам, молодит сердце. Выходит, не зря мы сражались с фашистами, проливали кровь, теряли дорогих людей… Как бы я хотел сейчас повидать свою «крестницу» из Млада-Болеслава…

Дорогам нет конца

Дороги не кончаются…

Самые трудные — фронтовые дороги. А легко ли пройти их снова после войны? Фронтовики говорят: нелегко, хотя теперь над головой не дымное небо пожарищ, а солнце, и встречают не свинцовым дождем, а музыкой и цветами. И в этой радости все равно нелегко припадать к груди уцелевшего на войне друга-фронтовика, друга-побратима, с которым делил пополам и опасность, и последний сухарь, глоток из фляги и несколько оставшихся патронов.

У кого из героев книги было больше послевоенных дорог и незабываемых встреч? Они всё складывают вместе и делят на троих — и поездки, и впечатления от них. Соберутся в Москве у Дронова и до полуночи рассказывают друг другу.

Плотный, широкоплечий мужчина с седой шевелюрой сидел вечером в уютном кресле в будапештской гостинице «Эржибет» и с нескрываемым возбуждением перелистывал объемистую телефонную книгу. Это был Виктор Асланович Мурадян, приехавший в Будапешт с туристическим поездом. Не найдя того, чего искал, он подозвал к себе гида.

— Послушайте, здесь столько Иллешей, сколько у нас, в Ереване, Мовсесянов. Как среди них найти нужного мне человека? — Мурадян беспомощно развел руками. — И с таким именем — Бела много людей в Будапеште.

С помощью гида нашелся нужный номер телефона. Мурадян с нетерпением стал набирать. С силой прижал к уху трубку, замер в ожидании… Наконец на другом конце провода ответил суховатый, но твердый голос:

— Ен вадьок…[5]

Мурадян от волнения растерялся. Ну говори же, чего ты ждешь? Тебе ответил тот, к кому ты собирался приехать все годы после войны. А ты молчишь… Мурадян прижал левой рукой сердце. Он слышал, как Бела Иллеш уже третий раз отвечал в трубку:

— Ен вадьок…

— Бела Иосифович, здравствуйте… — выдохнул наконец Мурадян.

— Йо напот[6]. Извините, я тоже перейду на русский. Кто со мной говорит?

— Говорит комиссар шестьсот тридцать шестого стрелкового полка Мурадян. Помните сентябрь сорок второго, блиндаж на берегу Дона?

В трубке наступило молчание. Мурадян ждал, все громче говорил: «Алё! Алё!» Ему стало жарко, он расстегнул пиджак, стащил его одной рукой с плеч и повесил на спинку кресла. И тут в трубке заговорили. Мурадян услышал:

— Виктор, ты?! Откуда ты говоришь, где находишься? Если это не сон, то мы сейчас увидимся. Жди, я скоро приеду…

Мурадян положил трубку на рычаг, подошел к окну, за которым в ярких огнях жил своей обычной жизнью большой вечерний город, и стал ждать Иллеша. Его охватило радостное и трогательное чувство, приятной волной нахлынули воспоминания о прошлом.

Бела Иллеш… Видный венгерский революционер и писатель, лауреат премии имени Кошута. Член коммунистической партии с 1919 года, активный участник пролетарской революции в Венгрии. После ее поражения в 1919 году эмигрировал за границу, с 1922-го жил и работал в СССР. «Тисса горит», «Карпатская рапсодия», «Обретение родины»… Одну из книг — роман «Тисса горит» — Мурадяну удалось прочитать в студенческие годы. Думал ли он, что судьба сведет его с автором этой книги!..

За окном гостиницы тихо и безмятежно нес волны красавец Дунай, а Мурадяну вспомнилась черная,