22 июля 1932 года областная Контрольная комиссия в очередной раз исключила Горбачева из партии. Тогда в его характеристике записали: «…состоял активным членом троцкистско-зиновьевской оппозиции…», один из организаторов «Литфронта», «…являвшегося отражением троцкистской теории в литературе… объективно — агентурой контрреволюционного троцкизма…».

Эти подробности нас интересуют в связи с фальшивкой, своего рода посмертной запиской, кем-то написанным стихотворением «До свиданья, друг мой, до свиданья…». Подделка, на наш взгляд, готовилась не в Ленинграде, а в Москве, в «конторе» Троцкого.

Полагаем, в «Красной газете», опубликовавшей эту элегию, так называемый оригинал и в глаза не видели — да в нем Анна Яковлевна Рубинштейн (Устинова), ответственный секретарь «Красной газеты», и не нуждалась. Почему стихотворение-элегия «До свиданья…» оказалось в руках Горбачева и почему именно в феврале 1930 года он передал «от Эрлиха» листок в Пушкинский Дом? По-видимому, Троцкий в свое время через надежного человека, не доверяя мальчишке «Эрлиху», переслал так называемый «есенинский автограф» Горбачеву. Скорее всего, таким посланцем выступал небезызвестный Яков Блюмкин. (3 ноября 1929 года его расстреляли за связь с Троцким в Константинополе. На допросах в обмен на обещанное помилование он выдал всех сообщников-троцкистов, в том числе ленинградских.)

Когда весть о расстреле Блюмкина дошла до Горбачева, последний занервничал: а вдруг на коллегии ОГПУ, помимо троцкистских нелегальных делишек, вскрылось и убийство Есенина? Может быть, поэтому Горбачев «на всякий случай» поспешил передать в феврале 1930 года рукопись псевдоесенинских стихов «До свиданья…» в Пушкинский Дом? Он благоразумно не привлек к этой акции Эрлиха, хотя тот в феврале того же года находился в Ленинграде, что устанавливается по датам его писем к матери в Ульяновск. Возможно, оформлял регистрацию фальшивки сотрудник ГПУ Павел Медведев, в то время сверхштатный сотрудник Пушкинского Дома, которому также было из-за чего волноваться. Факт появления на свет столь важного документа не разглашался, что само по себе характеризует обоих «деятелей» и говорит о тайне операции.

Соображение о том, что Троцкий видел элегию-подделку, косвенно подтверждается его фарисейским варьированием в газете «Правда» факта существования элегии «До свиданья…». Цитируем: «Он ушел сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом…»; «Кому писал Есенин кровью в свой последний час? Может быть, он перекликнулся с тем другом, который еще не родился, с человеком грядущей эпохи…»; «…каждая почти строка написана кровью пораненных жил». Невольно рождается ощущение: если бы «До свиданья…» вообще не существовало, его надо было бы выдумать для украшения статьи автора, вдруг так нежно полюбившего Есенина[11].

Тайные обстоятельства смерти великого русского поэта Есенина и сегодня побуждают исследователей возвращаться к документам, фактам и преданиям тех лет в надежде, хотя и призрачной, докопаться до истины.

Некоторые скептики уже выражали свои сомнения относительно правдоподобности выбранного преступником или преступной группой способа убийства С. А. Есенина. И я тоже адресовал этот вопрос академику РАЕН А. М. Портнову:

— Почему Есенина надо было подвести под суицид?

— Вопрос, конечно же, не такой простой, как кажется сначала, — согласился Александр Михайлович. — Во-первых, надо было заставить добропорядочных граждан поверить в «естественную» смерть поэта. Так, могла быть придумана какая-нибудь благовидная «легенда». К примеру: Есенина убили в кабацкой драке, очень жаль, но Сталин и его соратники поднимут шум на XIV съезде РКП(б), свалят нечаянную гибель замечательного поэта на «левую оппозицию» в Ленинграде — хорошо бы этого избежать. Или: уличенный в бегстве за границу и в связях с английскими шпионами, Есенин покончил жизнь самоубийством. Ну не представлять же его, психически больного (лежал в больнице), но талантливого человека, отщепенцем. Не лучше ли для его посмертной славы и репутации скрыть этот постыдный факт? Во-вторых, благодаря публикациям и слухам, граничащим с легендами, поэт был склонен к эпатажу, дебошу, пьянству и дракам. Вот откуда проистекали все выгоды от самоубийства. Суицид вполне устраивал ленинградских вождей. Чтобы понять, как это случилось, надо ответить на другой вопрос: чего в действительности опасались те, кто устранял Есенина? Ну и, в-третьих, нельзя исключать глупейшую ситуацию со злополучной телеграммой Каменева в адрес Михаила Романова, отказавшегося от престола. По крайней мере, напускное бравирование тем, что копия с подлинника той телеграммы у Есенина есть, да еще спрятана у некоего друга в надежном месте. Тем паче что перепалка по поводу факта отправления этой телеграммы уже состоялась на пленуме, проходящем в Москве, между Сталиным и Зиновьевым. Кстати, если заглянете в длинный список жертв репрессий, то вы обнаружите в сем печальном мартирологе почти всех лжесвидетелей и псевдодрузей поэта, идеологически причастных к «Делу Есенина» в гостинице «Англетер», — продолжал академик Портнов. — Бестрепетная «рука Москвы» дотянулась (по разным причинам) от Л. Троцкого, Зиновьева, Каменева до Блюмкина. Уцелели, предав всех прежних «друзей» и дорого заплатив за свою жизнь, лишь некоторые. Так что «коллективный Сальери» в лице коллег-литераторов и журналистов внес свою лепту не только в пособничество сокрытия убийц великого поэта России, но и в осквернение его памяти в таком гнусном шабаше, как «есенинщина».

Далее. Нашлось достаточное число высокопоставленных лиц, разглядевших в «Стране негодяев» контрреволюционное, безусловно, опасное произведение. Если уж мнение друзей создавало у них впечатление чего-то истинно неповторимого и единственного в своем роде (а Есенин был убежден в этом), то можно себе представить мнение иерархов Кремля и мощного аппарата дозора (ОГПУ-НКВД). Кстати, когда говорят о безграничной власти Сталина, то проявляют полное непонимание природы власти как таковой в данной исторической ситуации. О подобном парадоксе власти прекрасно сказал долго живший в России дипломат и философ Жозеф де Местр: «Ничем нельзя исправить странную привычку большинства обыкновенных людей судить о могуществе государей по тому, что они могут делать, тогда как его нужно оценивать по тому, что они не могут делать». Мысль об исторической слепоте и ограниченности любой власти развита в «Стране негодяев».

Агентура ОГПУ работала тогда мобильно, масштабно и на высоком уровне. Кто знает, кому еще, кроме литератора А. И. Тарасова-Родионова[13], сообщил Есенин о существовании подлинника этой злосчастной телеграммы Каменева в адрес Михаила Романова, отказавшегося от престолонаследия.