Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как говорится в старом кино про жизнь на Марсе: «наука этого не знает, наука ещё не в курсе дела». Так и закон делает вид — что не знает, не в курсе дела.
Впрочем, любая подготовка, когда свидетеля специально готовят, тренируют на ответы, потом разбивается о психику этого самого свидетеля, о его недостатки и страхи.
Профессиональный юрист не вполне понимает, но свидетелю в зал суда — страшно.
Сначала долгое изматывающее сидение в коридоре, пристав сидит и поблёскивает глазками у входа. Вот по коридору провели каторжанина в наручниках, потом тебя пускают в зал, все на тебя смотрят, коленки трясутся.
Тут ещё и официальные символы на всеобщем обозрении, герб, флаг вольного города, во многих залах ещё клетка в углу. Всё это немного давит на уши.
А потом судья в мантии официальным и, как правило, громким голосом требует говорить только правду! Смотрите на меня, отвечайте только суду!
Короче, вся эта заранее припасённая бравая решительность — «да я пойду», «да я скажу»… Это так не работает. Тут нужны стреляные воробьи, вроде моих потёртых немолодых парней, которых, к тому же, я неплохо подготовил.
И всё же момент напряжённый. Если что-то пойдёт не так, меня ждёт жесточайший отказ, вывод о необходимости ждать три года после объявления безвестно пропавшим и вся схема полетит к чертям. Нет, суд должен однозначно и уверенно прийти к выводу что человек умер и как конкретно это произошло.
— Кого первого вызываем? — глянул на меня поверх очков судья.
— Зураба Ливановича, он первый в списке, — с готовностью ответил я.
Вообще-то список я и составлял, там всего два человека, но Зураб молчаливый, он лишнего не скажет.
— Свидетель ваш, зовите.
В зале не было приставов, так что бегал в коридор и выдергивал по одному я сам.
Зураб стойко и немногословно рассказывал судье о событиях гибели Стрижова, когда его перебил судья.
— Свидетель, вы знали покойного до дня смерти? — первым свидетеля традиционно допрашивает судья.
— Канэшно! Он был клиент моего хозяйки, то есть я хотел сказать баронессы Кукушкиной…
— Я понял, — остановил его судья. — То есть, знали и ни с кем бы не спутали?
— Да! Нэт! Не спутал бы, узнал бы как сына! — гордо выдал Зураб, хмуря кустистые брови.
— Хорошо, вернитесь к моменту его гибели. А как вы так быстро доехали до Изнанки?
Судья задавал хотя и не каверзные, то есть без намерения изобличить, но неожиданные вопросы, на которые, тем не менее Зураб несколько сумбурно, но вполне логично — отвечал.
Потом настала очередь Платона, он степенно и неторопливо рассказывал и неожиданные вопросы судьи его не сбивали, он словно маленький упорный трактор пёр намеченным курсом.
Я задал буквально пару вопросов, конкретизирующих, что они прямо сто процентов видели смерть Стрижова и варианта выжить у него никакого не было, после чего сел.
Чиновник администрации встал и с большим апломбом сказал, что вопросов со своей стороны не имеет, что суд всё что нужно спросил.
После дачи показаний Зураб с Платоном остались сидеть и слушать.
Судебный процесс — это нудно, судья листал материалы, я давал пояснения. Справки от явочной службы, протокол исследования ботинок с остатками ног, справка о похоронах.
В четыре часа дня суд огласил решение, которым моё требование удовлетворил.
Я стойко стоял в зале и принимал маленькую тактическую победу как должное, но внутренне вымотался как будто разгрузил вагон угля.
Когда мы вышли из здания суда, свежий воздух обдувал моё разгоряченной лицо, сердце бухало, голова пульсировала в такт сердцу, а Заруб с Платоном шли легко и весело как пожилая семейная пара из кинотеатра после просмотра качественного кинофильма.
— Так, — собрался я. — Прошу вас докладывать Полине Этьеновне и передавать моё почтение.
— Куда вы теперь? — участливо спросил Платон.
— Отдохну, погуляю. На Изнанку схожу, на охоту.
С некоторым трудом добрался до дома, непослушными пальцами переоделся, попил водички прямо из чайника, взял охотничий набор.
Шило. Активация.
В руках двустволка, вокруг меня привычный лес Изнанки, куда я попадаю из квартиры Натальи Романовны.
Я не собирался охотиться, да и по моим ощущениям, в том числе основанным на чувстве магической энергии, лес был безопасен. Так что я просто сидел на берегу ручья и смотрел как течение шевелит длинные пряди водорослей в прозрачном потоке воды.
Нестерпимо хотелось бахнуть вискаря.
Но я просто сидел, молчал и ничего не делал. Сегодня день отдыха. Мне нужно просто прийти в себя.
* * *
Утром, когда я пришёл к офису, то возле него стояла до боли знакомая степняцкая телега с большими колесами.
— Кабыр Онаакович? — изумлённо спросил я степняка. — Не ожила увидеть тут уважаемого мной ногайца. Строго говоря, не думал, что вообще увижу тебя снова.
— Вообще-то я не ногаец, а хакас. Нихрена вы русские нас не различаете, для вас степняк и степняк.
— Гм. Виноват. Буду знать. И всё же, что привело тебя ко мне, уважаемый сын хакасского народа?
— Великий каган Юба хочет встретиться с тобой, о аркадиец!
— Херня вопрос, скажи, когда он приедет, я буду ждать.
— Нет, Великий каган не хочет появляться в городе.
— Чего это?
— Он не любит большие города.
— По моему опыту городов сторонятся те, у кого агарофобия или те, кто скрывается от правоохранительных органов.
— Агар-агар… чего?
— Кабыр, дорогой, это я тут тонко намекаю, что твой этот большой каган преступник.
— Каган не может быть преступник, он выше закона, над ним только небо.
— Это в степи только небо, в вольном городе это правило не срабатывает, тут хоть граф, хоть каган, можешь запросто влететь на кичу, особенно если Кротовскому или Губачеву не угодил. Он что, против империи воевал, в составе степной орды в недавней войне?
Вообще о событиях сравнительно недавних военных действий, эхо которой отзывалось в городе, я толком не знал. Во-первых, потому что у горожан и правда, было усреднённое преставление об обитателях степи, то есть мы не понимали кто там за кого, а во-вторых, это произошло до моего появления здесь и было, хотя и недавней, но историей.
— Он и его воины в тех набегах не воевали, в том числе потому, что… он сам тебе должен об этом рассказать.
— Ты официально заявляешь, что этот как там его, Юба, не является