Принц огляделся по сторонам в поисках штанов. Найдя их скомканными в углу, быстро натянул. Канте нисколько не стыдился этих оскорбительных сплетен, заслужив их сполна. Если честно, он поступал так сознательно. Как младший из двух сыновей короля, он никогда не взойдет на престол. Посему Канте прекрасно играл свою роль. Чем ниже опускался он сам, тем ярче сиял его брат-близнец.

«Это меньшее, что я могу для тебя сделать, дорогой братец Микейн!»

Оскалившись, принц продолжил одеваться. Прыгая на одной ноге, он натянул на другую сапог. «Пожалуй, напрасно я задержался в материнском чреве!» Микейн, отпихнув его в сторону, выбрался раньше, с первым же вдохом захватив выгодное местечко. Судьба предопределила ему занять престол, и его с младенчества холили и лелеяли. В возрасте семи лет Микейн был отдан в Легионарий на территории замка. На протяжении восьми лет его обучали военному делу и обращению с оружием, готовя стать будущим властителем Азантийи.

Напротив, Канте запихнули в Вышний Оплот, в школу Тайнохолм. В чем не было ничего неожиданного. В королевских семействах Азантийи близнецы рождались часто, иногда с одинаковыми лицами, иногда не похожие друг на друга. Микейн был словно высечен из белого известняка, унаследовав отцовскую внешность, в том числе светлые вьющиеся волосы и небесно-голубые глаза. Девушки – и многие женщины – замирали от восторга, когда он проходил мимо, особенно если учесть, что годы, проведенные в Легионарии, покрыли его тело слоем крепких мышц. Которые, впрочем, не оставались без дела. Очень часто Микейн по вечерам занимался с различным оружием в зале удовольствий Вышнего.

Ничего этого нельзя было сказать про жизнь Канте. Как младшему сыну, ему запрещалось прикасаться к мечам. Кроме того, если не считать одну торопливую, постыдную, суетливую попытку, он оставался девственником. Тут свою роль играло и то, что подобные наслаждения в Тайнохолме строго запрещались – а Канте, в отличие от старшего брата, определенно не пробуждал в женщинах вожделения.

В то время как Микейн был храбрым и имел светлую голову, Канте пошел в свою покойную мать. Кожа его имела цвет полированного эбенового дерева, волосы были черными как смоль, а глаза обладали грязно-серым оттенком грозовых туч. И вел себя он гораздо тише, как мать, предпочитая свое собственное общество.

Поскольку Канте было запрещено обращаться с мечом, он увлекся охотничьим луком, и отец даже поддержал его в этом начинании. За многие столетия правления династии королевство Халендия прочно укрепилось на просторах северного Венца. И расширению своих владений оно было обязано не столько мечам и боевым кораблям, сколько плугу, серпу и плотницкому топору. Освоение диких мест имело такое же большое значение, как строительство замков и укрепление крепостных стен. Природа была ничуть не менее грозным противником, чем вражеские полчища.

Итак, как только выдавалось свободное время, Канте отправлялся в холмы и леса Тучноземья охотиться, оттачивая не только меткость, но и умение выслеживать добычу. Он мечтал о том, чтобы как-нибудь взобраться на скалы Кручи и достигнуть окутанных туманной дымкой лесов Приоблачья – и, может быть, даже густолесых высокогорных Саванов Далаледы, отправиться куда дерзали немногие, а возвращались единицы.

«Но такому, скорее всего, никогда не суждено случиться».

Больше того, в последнее время, по мере того как Канте взбирался все выше по террасам Тайнохолма, сбежать на природу становилось все труднее и труднее. Бо`льшую часть свободы отнимали занятия. Из-за того что школа держала его взаперти в Азантийи, принц начинал все сильнее ненавидеть учебу. Чтобы хоть как-то это компенсировать, он нашел себе новое развлечение. Канте обнаружил, что можно без труда сбежать и на дно стакана.

Вот как он оказался здесь, одолеваемый вшами, с раскалывающейся головой.

Кое-как одевшись, принц накинул на тощие плечи вытертый плащ и спрятал лицо под капюшоном. Выйдя из комнаты, он спустился по кривой лестнице с несколькими расшатанными ступеньками и оказался в общем зале корчмы. Несколько рыбаков сидели за столом рядом с кухней, рассчитывая на то, что у них будет самая горячая похлебка.

Хозяин корчмы протер грязной тряпкой дубовую стойку.

– Как насчет того, чтобы немного подкрепиться? – окликнул он принца. – Есть овсянка с вареным буйволовым окороком.

Канте застонал.

– Как бы соблазнительно это ни звучало, я, пожалуй, откланяюсь. – Достав кошель, он, порывшись, выудил из него серебряный полуэйри и бросил его хозяину. Монета упала на стол, и хозяин накрыл ее тряпкой. – Спасибо за кров.

– Этого больше чем нужно, парень, – с непривычной для себя откровенностью сказал хозяин. – Даже слишком.

– Ха! – Канте положил руку на живот. – Но ты еще не видел, в каком состоянии комната, где я ночевал.

Рыбаки понимающе усмехнулись.

– Жри до отвала, парниша, пока можешь, – окликнул принца один из них, обгладывая кость. Похоже, больше каши попало ему на бороду, чем в пищевод. – Приближается праздник сына владыки, и Вышний высосет из нас, из Понизовья, все соки.

– Вот подождите, – зловещим тоном добавил другой, – все наши бочонки с лучшим вином заберут в зáмок!

– А нам оставят осадки и объедки! – подхватил третий.

Грузный мужчина с бородой в овсянке выплюнул на блюдо кость.

– Потому что все вы знаете, кто там самый главный пьяница! – Он толкнул локтем своего соседа. – Вдрызг!

Все рассмеялись.

– Его Ничтожество не сильно радуется, видать! – заключил второй.

– Что правда, то правда, – угрюмо подтвердил Канте.

– Тогда как его жилистый братишка на шаг ближе к престолу. – Борода-в-овсянке толкнул локтем другого соседа. – Особенно если учесть, что эта девица из дома Каркасса, по слухам, уже носит кого-то в подоле!

Снова грянул взрыв хохота.

Невесело махнув рукой, Канте оставил рыбаков веселиться и вышел на улицу. Подняв взгляд на солнце, он мысленно проклял Отца Сверху. На западе прогромыхал гром, словно коря его за святотатство.

Принц выругался вполголоса.

Похоже, Принц-в-чулане ни у кого не вызывает симпатий.

«И меньше всего у меня самого».

Застонав, Канте прикрыл глаза ладонью и обратил взор из Понизовья на сияющий Венец Вышнего Оплота. Ему еще предстоял долгий путь пешком до дортуара в Тайнохолме.

Опустив голову, принц ниже натянул капюшон, скрывая свое лицо от Отца Сверху. К несчастью, солнечный свет был меньшей из его забот. Каждый шаг отзывался в голове тупой болью. Яркие блики в стеклах окон резали ему взор.

Шатаясь, Канте брел вперед, то и дело прислоняясь к стенам, стараясь удержать в желудке его содержимое. Переходя узкую улочку, он едва не упал. Его подхватила чья-то рука, помогая удержаться на ногах.

– Премного благодарен, – пробормотал Канте.