Он помнил, что крайний дымоход во дворце Купитуса выходил наружу возле самой конюшни. Здесь наверняка так же. Не раздумывая, вылез через трубу на крышу. Сердито выругавшись, – стоявшее в зените яркое солнце слепило глаза, мешая видеть, – надвинул на голову капюшон пониже, полностью скрывая лицо, и, пригнувшись, перебрался на самый край кровли.

Выждав, когда с этой стороны конюшни никого не будет, бесшумно спрыгнул вниз. Перебежав к стойлам, чуть слышно свистнул. Агфе отозвалась заливистым ржанием. Феррун черной стрелой пролетел вдоль длинного ряда денников и открыл дверцу, за которой нетерпеливо била копытом его верная кобылка.

Вывел ее наружу, вскочил и помчался к воротам, держа наготове правую руку на рукояти меча. Убивать ему никого не хотелось, ведь эти люди ему не враги, но, если его попытаются задержать, придется.

Но стражникам повезло – в ворота как раз заезжал громоздкий рыдван, и Феррун проскакал почти впритык между боком кареты и опорой ворот. Крики «стой, куда», его не остановили. Как стрела, промелькнув по улицам столицы, не замечая уворачивающихся от копыт лошади прохожих, он вылетел на проезжую дорогу и поскакал к дому, в котором оставил Амирель. Никто за ним не погнался – такого распоряжения не было, да и в королевской конюшне было немного коней, способных догнать резвую Агфе.

Оставшись одна, Амирель медленно подошла к особняку, таща за собой мешок с вещами. На картуше серебристой вязью красовалась скромная надпись «Тихая беседка», личная собственность купца первого разряда». Как и все купеческие особняки, дом был добротным, без излишней роскоши, свойственной особнякам столичной знати, просто удобным для житья.

Парадный вход, как она и предполагала, был закрыт, и она обошла здание кругом по выложенной серым песчаником дорожке. От свинарника, построенного в некотором отдалении от дома, доносился запах нечистот и звонкое призывное хрюканье. Похоже, животные были голодны. В отсутствие хозяев слуги, видимо, не сильно утруждались.

Очутившись возле обычной деревянной двери с задней стороны дома, Амирель присела на врытую в землю низенькую скамейку, вытянула ноги, положила рядом мешок, подставила лицо солнцу и замечталась, наслаждаясь тишиной и покоем.

Сколько времени прошло, прежде чем раскрылась дверь и показалась круглая голова с блестящей проплешиной посредине, она не заметила.

Амирель поспешно сказала вслух:

– Ты меня не видишь!

Из дома вышел пухленький, по пояс голый человечек в коротких плисовых штанах и грубых кожаных башмаках. Не глядя по сторонам, потащил ведро с помоями в сторону свинарника. Амирель поднялась, подхватила свой мешок и вошла внутрь. За дверью оказалась небольшая комнатка вроде прихожей, из которой внутрь вели несколько дверей.

Немного помедлив в попытке угадать, что находится за каждой дверью, Амирель открыла крайнюю левую и очутилась в темном коридоре. Осторожно прошла по нему и уперлась в еще одну дверь. Подергала ее за бронзовую ручку, та не поддавалась.

Уже решив возвращаться, пихнула ее что было сил, дверь распахнулась, чуть не ударившись о стену, Амирель едва успела ее остановить. За дверью тусклое немытое оконце освещало уходившую круто вверх узкую лестницу. Судя по лежащему на ступеньках толстому слою пыли, этим ходом пользовались редко.

Предчувствуя отдых, Амирель бодро поднялась на второй этаж. Открыла дверь в первую комнату. Здесь стояла большая кровать, по бокам высились громоздкие шкафы. Семейная комната, скорее всего, хозяев дома. Следующие комнаты походили на девичьи будуары из-за многочисленных зеркал, витавшего в воздухе запаха духов и хлипкой золоченой мебели.

Решив ничего здесь не трогать, взобралась на следующий этаж. Здесь были добротно обставленные комнаты, уже явно мужские – аскетизмом и минимумом вещей они напомнили ей покои Торрена, и она решительно направилась дальше.

Две последние одинаковые комнаты явно предназначались для гостей – никаких личных вещей в них не оказалось. Ей здесь понравилось, и она решила занять крайнюю, угловую, с тремя высокими окнами, выходившими одно на запад, а два на юг.

В ней не было ковров и удобных сидений для рукоделия, как в девичьих, зато была отдельная умывальня с большой лоханью, в которой можно было уместиться целиком, а единственное, чего теперь желала Амирель – нормально вымыться и чувствовать себя чистой, а не вываленной в грязи. Следы от липкой жирной сажи, которой ее щедро извозюкал Феррун, все еще чувствовались на коже, да и запах конского пота, которым она пропахла в дороге, заставлял ее морщить нос.

Бросив мешок возле кровати, проверила, есть ли в умывальне вода. Ее не было, видимо, гостей тут не ждали. Амирель спустилась на второй этаж и обошла все комнаты. Воды не было нигде. Слуги позаботились о хозяйском имуществе, – от воды могли заржаветь железные тазы, – но Амирель огорчилась. Прежде она и сама смогла бы натаскать воды в умывальню, но после года жизни в безделье ослабела.

Пришлось сделать то, чего вовсе не хотелось: идти вниз и приказать все тому же коротышке нагреть воды и натаскать ее в умывальню в гостевую комнату третьего этажа. Он повиновался беспрекословно, ничего не понимая и не замечая. Амирель думала, где же еще слуга, скорее даже служанка, ведь обычно сохранять дом оставляли женатую пару. Но женщины нигде не было.

С удовольствием понежившись в горячей лохани, пока не остыла вода, Амирель вымыла голову и выплеснула грязную воду в водосток. Надела чистое белье, хорошенькое льняное платье, сшитое для нее заботами Мелисси, и довольно вздохнула. Села в удобное кресло, набитое не грубой соломой, а упругим конским волосом, и вытянула все еще подрагивавшие от напряжения ноги.

Все-таки такая долгая скачка не для нее. И приключения, выпавшие на ее долю, вовсе не то, чего ей хочется от жизни. Ей бы вот такой уютный чистенький домик, можно и поменьше, да чтоб семья была рядом, мама с папой. А вот любви ей никакой не надо. Хватит с нее грубых мужиков, набивающихся ей в мужья.

Вспомнив, что муж у нее уже есть, горько рассмеялась. Что это за муж? Она его не любит, он ее вообще терпеть не может. Она ему благодарна за свое спасение, но уж лучше бы он золотом ее откупил, а она бы потом возместила все его расходы. Это было бы справедливо.

Внезапно она подпрыгнула от пришедшей в голову отрадной мысли. А что, если ей уйти с ним в Терминус и там попросить развода? Он же говорил, что у них можно развестись. Это в Северстане нельзя.

Здесь если неверную жену отправляли в монастырь, муж считался несвободным до самой ее смерти. Поэтому мужья и старались прикончить ставших ненужными жен лишь при малейшем подозрении на измену и даже без нее. Ведь все знали – от любого преступления можно откупиться, если деньги есть.

Интересно, а в Терминусе женщинам живется легче? Наверняка, судя по высказываниям Ферруна. Мысль о свободе так захватила Амирель, что она принялась ходить взад-вперед по комнате, не замечая поскрипывающих под ее ногами половиц.