– Ну что ты кричишь, – мирно сказала Вета, – ну ходила я по делу…

И это была чистая правда. Но ей никто не поверил.

– Ты думаешь, что мы поверим в твои оправдания? – спросил муж.

И Вета тут же завелась.

– А кто тебе сказал, что я оправдываюсь? – спросила она обманчиво тихим голосом. – И что значит это «мы»? «Мы, Николай Второй…»?

– Мы с мамой… – буркнул муж.

– А маме-то, интересно, какое дело, куда я ходила? – громко удивилась Вета.

Что удивительно, так это то, что свекровь до этого молчала, как воды в рот набрала. Но тут она не выдержала.

– Ты живешь в нашем доме! – высокопарно начала она.

– Да? – прищурилась Вета. – А я думала, что дом у нас общий…

И с необъяснимым злорадством увидела, как на лице мужа проступает воспоминание… И понимание. А через некоторое время дошло и до свекрови.

Когда девять лет назад Вета с Владимиром решили пожениться, свекровь упорным трудом заработала себе от завода однокомнатную квартиру. До этого они с сыном жили в коммуналке – огромная комната с двумя большими окнами и высоченными потолками. В коммуналке было таких изначально три. То есть совсем давно, больше двухсот лет назад, когда был построен дом, на лестничной площадке была одна квартира из пяти комнат. До революции она принадлежала инженеру, работающему на Обуховском заводе. Все это Вете рассказывал муж, который, будучи студентом исторического факультета, заинтересовался историей квартиры и даже написал статью в какой-то журнал. Статью, правда, не напечатали, но работу муж проделал и жаждал поделиться полученными сведениями с Ветой. А она в то благословенное время внимала с радостью всему, что он говорил, будь это перечень фамилий из телефонной книги или расписание пригородных электричек.

В общем, квартиру у инженера, разумеется, отобрали, то есть оставили две комнаты, а в остальные три вселился разный люд – милиционер с женой и тещей, две сестры, работающие на ткацкой фабрике, и даже учитель из школы для трудновоспитуемых детей с семьей. Возможно, учитель этот, последователь Макаренко, был хорошим педагогом, но он все время пропадал в своей школе, потому что трудновоспитуемых нельзя было оставить ни на минуту. А жена его не принимала методов Макаренко и воспитывала их сына по-своему. В результате вырос здоровенный детина, которого вся квартира звала Котей, учился он отвратительно, вечно устраивал в квартире то пожар, то потоп и однажды выбросил в окно тарелку горячих макарон. Случай вошел в анналы истории квартиры только потому, что макароны попали на новый костюм управдома, и он, зная всех жильцов, мигом вычислил Котю. Потом Котя окончательно вырос и стал попивать и поколачивать несчастного своего отца-педагога, который от тяжкого труда на ниве воспитания малолетних преступников ослабел и рано состарился. Перед войной Котю посадили за кражу, родители его умерли в блокаду.

Инженер, бывший владелец квартиры, сгинул году в тридцать седьмом, его дети разлетелись по свету, и после войны вернулся только один – летчик, Герой Советского Союза. И государство выделило ему отдельную квартиру, перестроив для этой цели коммуналку. Из двух комнат, занимаемых раньше семьей инженера, большой прихожей и кухни получилась приличная двухкомнатная квартира, а остальное оставили в коммуналке. Отгородили кусок коридора и сделали темную кухню, в остальном все осталось как было. Жильцы менялись – кто-то умирал, кто-то переезжал, кто-то женился и разводился, из старожилов остались только будущий муж Веты с матерью – дочкой одной из сестер, работавших на ткацкой фабрике.

Будущая свекровь как раз собралась переезжать из коммуналки в свою новую квартиру, тут сын решил жениться. У Веты не было своей площади, она после смерти родителей жила с семьей брата, поэтому родственники просто выплатили ей энную сумму, и она выписалась. Доплатили и поменяли квартиру свекрови на двухкомнатную, комнату в коммуналке пока решили не трогать. Рассчитывали на то, что дом хоть и старый, но красивый, с большими окнами и лепниной, эркерами и витыми решетками на балконах. И даже портик у парадного подъезда поддерживают две кариатиды. Поэтому рано или поздно обязательно расселят коммуналку, уже кое-где новые жильцы въехали.

Всеми планами и расчетами занимались свекровь с мужем, Вета со всем соглашалась.

– Конечно, я понимаю… – вздыхала свекровь, – молодым хотелось бы одним пожить после свадьбы, а тут я… Но, сами посудите, если комнату продать да Ветины деньги прибавить, только однокомнатную купить можно. А так, если расселять станут, за такую комнатищу-то, тридцать два метра, да окна огромные, без всякой приплаты однокомнатную квартиру дадут!

– Что ты, мама, – ввернул тут муж, – ты нам нисколько не мешаешь!

А Вета тогда только кивала головой, глупо улыбаясь, она хотела любить всех.

Так и случилось, что Вета со свекровью прописались в этой вот двухкомнатной квартире, а муж официально остался в коммуналке.

– Это ненадолго, – ободряла Вету свекровь, – вон уже больше половины квартир расселили, скоро и до нас очередь дойдет.

Вета только отмахивалась – какая разница!

И надо же было такому случиться, что рядом с тем красивым старым домом начали строить новый – такой же красивый, архитектор постарался. Но когда вбивали сваи под фундамент, от сотрясения вдоль всего дома пошла трещина. Всполошились, вызвали комиссию, которая тянула время и определенного заключения не давала. Вроде бы дом рухнуть не должен, а если рухнет, то лет через сто, а может, и раньше. А пока суд да дело, риелторы решили не связываться с расселением квартир в этом доме. Потому что покупают огромные квартиры люди небедные и со связями, таких обмануть – себе дороже обойдется. Они ведь по судам бегать не станут, сами с неугодным человеком разобраться смогут…

И вот уже десятый год ни одной квартиры в том доме не было продано. Коммуналка та совсем обветшала, жильцы там меняются с быстротой калейдоскопа, сдать комнату – и то проблема. И вот как раз три месяца назад свекровь сдала ту комнату на полгода, причем деньги вперед взяла, поскольку до этого жила там развеселая девица, которая съехала, не заплатив за месяц.

Все эти мысли промелькнули в голове Веты со скоростью курьерского поезда.

– Так что там насчет дома? – поинтересовалась она самым невинным тоном. – Ты, дорогой, имеешь что-то против? Тебе не нравится здесь жить?

– О чем ты говоришь? – Было видно, что муж отказывается верить своим ушам. – Ты намекаешь, что я…

– Я ни на что не намекаю, – прервала его Вета, – я говорю как есть: прекрати на меня наезжать. И не смей говорить со мной таким обвиняющим тоном! Ты не прокурор, и я не подсудимая!

Тут она вспомнила, что хотела поговорить с мужем насчет денег, ей срочно нужны две тысячи евро на старинную книгу, а своих сбережений немного. А теперь, после того, как разругались, он вряд ли пойдет ей навстречу.

«Ну уж нет, – подумала Вета, – я своего добьюсь во что бы то ни стало! У меня просто выхода другого нет!»