Несколько лет назад, еще до нашего долгого, мучительного пути к ребенку, я выбрала имя для мальчика. По не совсем понятной причине мы никак не могли определиться с именем для девочки, но что касается мальчика – все было быстро, без колебаний и сомнений. Нашего сына мы назвали бы Натан Эндрю, что означает «Дар Божий» на иврите. Я и не подозревала о значении имени, когда в первый раз произнесла его вслух на своем языке. Мне просто нравилось, как оно звучит – прекрасная, мужественная нота для моих ушей. Я выбрала имя для сына еще задолго до того, как он был зачат, когда он был лишь заветным сердцу желанием. Узнав о значении имени, я обрадовалась вдвойне. Насколько же оно подходит для такого ценного подарка от Бога.

И теперь мы ждали, когда привезут Натана Эндрю. Мучительные месяцы и годы ожидания скоро станут смутными воспоминаниями.

Автомобиль подъехал и припарковался напротив нашего дома. Мы приникли к окну, жадно наблюдая, как открывается дверца и выходит женщина с сумкой-переноской, обернутой в одеяло. Она шла по дорожке, а я, затаив дыхание, провожала взглядом сверток в ее руке. Скоро малыш окажется у меня в руках. Да, Господь Бог дал ответ на наши молитвы.

Неожиданно все стало происходить как в замедленной съемке, и вопросы, подобно молнии, вспыхнули у меня в голове. Что с той девушкой, которая его родила? Что с тем парнем, который был его отцом? Чем они были заняты в этот день?

Всего лишь один порыв страсти вызвал череду событий, приведших к рождению этого невинного малыша. Невозможно представить, какие душераздирающие сцены разыгрывались в домах этих тинэйджеров спустя несколько месяцев после того порыва.

Она могла бы сделать аборт. Несомненно, это было бы гораздо легче, чем терпеть весь тот стыд, что выпал на долю незамужней шестнадцатилетней матери. Гораздо легче, чем наблюдать, как упругая молодая кожа растягивается на огромном животе, внутренние ткани рвутся, оставляя шрамы на всю жизнь. Гораздо легче, чем переносить боль при рождении ребенка, когда сама еще, по сути, ребенок. Гораздо легче, чем вынашивать его девять месяцев, чувствуя толчки, движения, биение сердца, и поцеловать на прощание, перед тем как его заберут.

Я думала об этой молодой девушке, младше меня на десять лет. Она жила где-то в городе, восстанавливалась после рождения ребенка, который больше ей не принадлежал. Наверняка гормоны у нее зашкаливали, слезы не высыхали на глазах, а руки были пусты.

После девяти месяцев ожидания она подарила жизнь маленькому мальчику. После пяти лет ожидания мы забирали этого мальчика и дарили ему жизнь, которую он заслуживал. Мы будем любить его и физически, эмоционально и духовно дадим ему все, что этой девчонке было бы не под силу.

Со слезами на глазах я молча поблагодарила незнакомку за ребенка, ставшего моим. На свой страх и риск она выносила и вскормила его в своем теле, перенесла боль при родах и теперь будет носить шрамы до конца своих дней. И после она отдала его мне.

Сейчас я была его мамой, и останусь ею на всю жизнь. Я потянула одеяло с ручки переноски и пристально посмотрела на лицо моего сына. На меня уставились огромные серые глаза с густыми черными ресницами. Я коснулась крошечных, идеальных по форме пальчиков на руках и ногах. Он был красивым!

Со словами благодарности, переполняющими сердце, я прошептала: «Спасибо тебе!» – не только Богу за ответ на наши молитвы и дар ребенка, но и той девушке, с которой никогда не встречусь. Подарок девушки стал бесценным сокровищем. Спасибо тебе!

Это моя самая любимая история на все времена. «Мы годами ухаживали за детьми, но спустя время им приходилось возвращаться к своим родителям. И тогда мы захотели собственного ребенка, которого оставим у себя навсегда».

Маленькой я обычно сидела у мамы на коленях, когда она начинала рассказывать эту историю, но, повзрослев, стала садиться напротив, чтобы видеть ее лицо. В фотоальбоме были фотографии и других детей: чернокожих, смуглых, белых – они выглядели грустными, хмурились и обнимали собаку. На самых последних страницах прямо в камеру улыбалась упитанная счастливая девочка, и это была я.

Мама продолжала историю: «Стоял пробирающий до костей ноябрь 1947 года. На самом деле это была самая холодная зима за последние сто лет.

Поезд уже стоял на станции, когда мы в него зашли, выдыхая огромные облака пара. Мы не ездили никуда годами из-за войны и, оказавшись в вагоне, едва могли усидеть на месте, так велик был наш восторг. Мы даже не обращали внимания на холод. Все выглядело таким красивым. Казалось, что вся страна заморожена. Кругом было белымбело».

На этом моменте мама всегда останавливалась и улыбалась, а я представляла заснеженную сказочную страну, деревья, скованные льдом, капающие сосульки на крышах, яркий орнамент из снежинок на окнах поезда.

«Наконец мы приехали и сели на автобус, везущий к большому дому. Хозяйка ждала нас и напоила чаем, чтобы мы отогрелись. Потом она повела нас по дому. Там были десятки и десятки детей! Комнаты, заполненные ими! Мальчики и девочки со светлыми и темными волосами. Были голубоглазые и кареглазые, как ты. Мы долго осматривались – так много было детей, так много очень милых. Твой папа и я просто не знали, как нам выбрать».

Если я сидела у нее на коленях, она крепко обнимала меня и затем, потянувшись губами, целовала в лоб. Если я сидела напротив, у нее был далекий взгляд, наполненный воспоминаниями. Я с нетерпением ждала продолжения и ерзала, как червяк.

«Вдруг, – продолжила она, – мы зашли в новую комнату и там во второй кроватке увидели тебя. Ты стала всхлипывать, как будто ждала нас всю свою жизнь, и мы сразу поняли, что ты была той единственной, которую мы так хотели и ждали. Ты со своей смуглой кожей и густыми черными волосами была самой красивой малышкой в этом доме. Нам сказали, что тебя зовут Сьюзан и тебе четыре месяца.

– Это она, – спросила хозяйка, и мы сказали:

– Да, определенно, она.

Мы запеленали тебя и вернулись на станцию.

В поезде люди подходили к нам.

– О, какая чудесная малышка. Она ваша? – спрашивали нас, и мы отвечали:

– Да, мы ее только что выбрали.

– Что же, – говорили нам, – вы выбрали лучшую. Сразу видно, стоит только бросить взгляд».

В этот момент я уютно усаживалась, поджимая пальцы на ногах, чувствуя себя особенной. Порой я испытывала жалость к детям из обычных семей. На протяжении многих лет, садясь в поезд, я думала, что перешептывающиеся в купе пары едут куда-то, чтобы взять себе ребенка.