В приступе отвращения она сорвала с пальца обручальное кольцо и вышвырнула его на дорогу.

«Почему? Почему? Почему? — то и дело повторяла она про себя, сидя в кабине трейлера, где ее час за часом, не переставая, терзали мучительная боль и жаркий гнев. — Почему, Грег? Ведь я так тебя любила, как никакая другая женщина тебя никогда не полюбит! Почему же я потеряла твою любовь? Почему ты хотел, чтобы я умерла? Почему ты меня так ненавидел? — Она все глубже погружалась в пучину горя и ярости, пока, наконец, достигнув самого дна, не нашла спасительную ниточку, ухватившись за которую, она постепенно стала приходить в себя. — Ведь для чего-то я спасена, — подумала она исступленно. — Ведь и Дейв говорил об этом. Должно быть, именно для того, чтобы узнать, почему. Ну хорошо, а что же дальше? — Ответ не заставил себя ждать:

— месть! Я ему отомщу. — Она стала мысленно перебирать возможные формы мести. Однако голова ее оставалась ясной и холодной. Она подумала было о том, чтобы передать его в руки полиции, но тотчас же отказалась от этой идеи. Этого будет недостаточно, — подумала она. — Ведь в этом случае я никогда не смогу узнать, почему. А я должна узнать. И я обязательно узнаю».

Женщина, которая вышла из автомобиля в Дарвине, шаталась от слабости, как после долгой болезни, и чувствовала себя так, как будто у нее был обнажен каждый нерв. Однако внутри себя она ощущала стальной стержень: у нее теперь была цель, и осознание этой цели дало ей силу, которая должна помочь ей пройти через любые испытания. Она отчаянно нуждалась в этой силе, потому что это было единственное, что у нее оставалось. Но она знала, что для нее этого будет вполне достаточно. Ее первым испытанием было обращение опалов Дейва в наличность. Она заставила себя поочередно обойти все бывшие армейские казармы, где в Дарвине размещались торговцы драгоценными камнями и ювелиры, чтобы как следует прицениться, выдерживая при этом любопытные взгляды и бесцеремонные вопросы и отражая попытки сбить цену. К концу дня ее замутило от переутомления. В мастерской ювелира, на котором она в конце концов остановила свой выбор, ее охватил приступ паники, и она выбежала на свежий воздух. Встревоженный ювелир бросился за ней вдогонку.

— Эй, мадам! — крикнул он. — Не убегайте, не получив деньги. Очень уж хорошие у вас камушки. С вами все в порядке?

Она отказалась от его предложения помочь, взяла деньги и убежала прочь, чувствуя, что силы ее вот-вот оставят. Однако результаты превзошли ее самые фантастические ожидания. Она ступила на территорию квартала ювелиров бродяжкой, не имеющей ни цента за душой, а вышла оттуда обладательницей такой суммы денег, которой ей хватит на все что угодно. Я снова готова открыть свое дело, подумала она. Свое собственное дело. Дело Тары Уэллс.

Она без промедления отправилась в самый лучший отель, где всякие подозрения, возникшие было при виде странной женщины в выцветшем немодном платье с чужого плеча, тотчас же развеялись, когда она уплатила вперед за самый дорогой номер и стала раздавать щедрые чаевые. Уединившись в своем номере, Тара отправила посыльных во все магазины модной одежды, и, как только разнесся слух о том, что в город приехала богатая эксцентричная дама, каждый поспешил ей угодить. И все же примерка новой одежды была ей не в радость. Получив наконец возможность взглянуть на себя в большое зеркало, она впервые в полной мере пережила весь ужас своего уродства. И в первый раз за все время с того дня, когда она увидела свое отражение в бочке с водой возле хижины Дейва, она проплакала в подушку несколько часов кряду, целиком отдавшись своему горю и оплакивая не только свое изуродованное лицо и тело, но и потерю самой себя, той, прошлой.

Вволю наплакавшись, она стала успокаиваться, и теперь ею руководил один лишь гнев. Он пробудил в ней такую целеустремленность, какой она никогда прежде не знала. Не сходя с кровати, она обзвонила больницы и врачей по всей Австралии в поисках специалиста по пластической хирургии, который помог бы ей сделать первый шаг в новой жизни. Одно имя ей называли чаще других. Вот почему она была сейчас на пути в Таунсвилл, чтобы оттуда отправиться в сторону Большого Барьерного Рифа. Там, на острове Орфей, находился человек, которому предстояло вернуть ей нормальный облик.

«Холостяцкая жизнь имеет свои прелести, — думал Грег Марсден, валяясь на просторной кровати Макса Харпера в сиднейском особняке Харперов. — Нет нужды вставать в такую рань и угождать кому-то, кроме самого себя. Когда же он решит подняться, то не спеша примет душ, а Мейти принесет ему завтрак. Не так уж плохо», — подумал он.

Но, с другой стороны, и ничего хорошего. Ибо он был не холостяком, а мужем, недавно лишившимся жены, и толком не представлял себе, сколько еще времени ему предстояло играть роль убитого горем вдовца. Как он и ожидал, газеты и телевидение разнесли страшную историю, приключившуюся со Стефани, по всему миру, и с того самого момента, когда они покинули лагерь и вернулись к цивилизации, за ним непрестанно охотились репортеры, фотографы и киносъемочные группы. Ему удалось под предлогом глубокого горя отвертеться от всевозможных интервью. Что еще важнее, он убедил враждебно к нему настроенного Филипа в необходимости оградить Джилли от любых ненужных стрессов и знал, что в своем большом особняке на Хантерс-Хилл она была надежно укрыта от назойливых газетчиков. Наконец, поскольку он по собственному опыту знал, что прессу нужно чем-то подкармливать, чтобы она была довольна, он передал семейный альбом Стефани и все свои свадебные фотографии одному агентству, которому удалось выручить кругленькую сумму за каждый снимок. Так что пока все шло весьма неплохо.

Однако Грегу все еще нужно было держаться очень осторожно, потому что при его характере всякие ограничения выводили его из себя. Он был уверен, что ни один человек не знает о нем и Джилли, и не было никаких причин для того, чтобы об их связи стало известно.

Сразу после происшествия Джилли совершенно раскисла, однако, ему удалось привести ее в чувство. По правде говоря, пережитое ею потрясение обострило ее влечение к нему, и он намеренно рисковал, приходя каждую ночь к ней в палатку, чтобы еще и еще раз испытать на себе силу ее страсти, даже когда в лагере появился Билл Мак-мастер. Его безрассудство одновременно и возмущало, и завораживало ее. Она целиком, и телом и душой, принадлежала ему.

Вслед за этой мыслью он почувствовал знакомый прилив возбуждения. «Неплохо было бы, если бы она сейчас оказалась здесь. — Он мысленно представил себе ее тело, ее руки, ее язык… Вздрогнув, он одернул себя. — Так не годится, приятель, — сказал он себе с упреком, — неужели ты хочешь все вот это потерять из-за какой-то бабы? Даже если эта баба — Джилли, лучше которой у него до сих пор никого не было». — Он вспомнил, как он вернулся в особняк Харперов и какую тихую войну ему пришлось выдержать, чтобы утвердиться в глазах Мейти и прочей домашней прислуги, настолько преданной своей хозяйке, что теперь, казалось, даже воздух, которым он дышал, был насквозь пронизан их молчаливыми упреками. И все-таки он с ними справился. Теперь они стали совсем ручными. Даже ее дети терпели его присутствие.

И потом был еще один момент, который адвокаты красиво именовали «наследственным имуществом Харперов». Перейти во владение наследством было невозможно до тех пор, пока не будет найдено тело Стефани. При мысли об этом Грег раздраженно нахмурился. Он не сомневался в том, что она мертва. Перед его глазами вновь встала картина того, как на нее медленно наваливалась смерть, когда крокодил в последний раз утащил ее под воду. Он видел, как закатились ее глаза, так что стали видны одни белки, а окровавленный рот испустил последний вздох, отчего по воде пошли пузыри. Он еще очень долго караулил то место, но ни Стефани, ни крокодил больше не появились на поверхности. Он знал, что ее тело, должно быть, застряло где-то в корнях одного из деревьев, которые во множестве росли по берегам лагун. Сейчас было бы очень кстати, если бы оно всплыло и его доставили бы домой для пышных похорон. Но ничего. Все доходы Стефани теперь стекались к нему: Стефани ведь оформила их совместное владение всем имуществом. Кроме того, у него были и собственные средства, которые полагались ему как члену правления «Харпер майнинг». У него был дом, была яхта, была прислуга. И у него была свобода. Начнем с шикарного завтрака, решил он. А с сексом можно подождать. С этим он как-нибудь разберется. «Ну, кто на новенького? — подумал он с довольной ухмылкой. — Подача моя».