отсутствия признания авторитета старших тоже является верным… Почему пришёл? От нечего делать. Уезжать мне только завтра. А тут Залесский лично явился. Просил уважить, почтить своим присутствием данное мероприятие. Но я бы не пошел, если честно. Давно не посещаю подобные вечеринки даже в столице. Скука смертная. Знаешь, почему согласился?

— Почему? — Я по-прежнему стоял посреди комнаты, а Романовский сидел в кресле. Да еще этот светильник, который находится на столе, по правую руку от особиста. Возникало ощущение, будто я на допросе. Тьфу-тьфу-тьфу…

— Ему плевать на уважение и почтение. Эдуарду Залесскому…Он хотел выпендриться присутствием на вечеринке самого Ликвидатора. Да. Не удивляйся, я знаю свое прозвище. Было бы странно, если бы не знал. Его, конечно, как имя и фамилию не трубят на каждом углу. Но…тем не менее, большинство зовут меня именно так.

Полковник резко опустил ногу, которая была закинута на колено, и поднялся с кресла. Я же продолжал стоять, изображая на лице нагловатое недоумение. А время, тикает…тикает… Как же все это не вовремя… Правда, судя по тому, насколько спокоен Романовский и по тому, что сюда не бежит толпа людей, не хватает меня, он верит, будто общается с Костыревым. Хотя…а почему не верить? Я и есть Костырев. Я — Никита Костырев. Мудак и выпендрежник. Эту уверенность ни в коем случае нельзя отпускать из себя. Иначе прямо на глазах у Романовского произойдёт чудесное превращение кареты в тыкву.

— Так вернёмся к моему вопросу… — Полковник подошел к окну, встал рядом с ним и уставился на улицу. Теперь мне приходилось наблюдать его спину.– Почему ты, Никита, оказался в спальне хозяина дома? Неужто затеял что-то плохое. Ай-яй-яй… Нехорошо.

Романовский пялился в окно, и при этом продолжал вроде говорить со мной. Однако, голос у него был какой-то рассеянный, незаинтересованный. Он после своей фразы покачал головой и пощёлкал языком, наверное, дабы показать степень того, насколько нехорошо было бы, соберись наследник Костырева гадить Залесскому. Но выглядело это так, будто возмущается особист не по моему поводу, а тому, что видит на улице.

— Мы с Лерой играем в прятки. Она побежала куда-то наверх. Вот, лажу по комнатам, пытаюсь ее разыскать.– Ответил я спокойно. Слегка даже раздражённо. Костырев не привык держать ответ ни перед кем.

— В прятки? — Ликвидатор повернулся ко мне лицом. Выглядел он удивленным. Или специально изображал эту эмоцию. Не знаю…– Очень странное занятие для вас. Во-первых, вы уже не дети. Того и гляди скоро начнете принимать алкоголь и принесете присягу Империи, как каждый совершеннолетний гражданин. А во-вторых, прятки — это игра бедных кварталов. Зачем вам она?

— Ну, не знаю…– Я пожал плечами. — Стало интересно. Захотелось попробовать. А что? Запрещено?

Последний вопрос прозвучал как-то с вызовом. Вообще, этот человек, конечно, производит на меня сильное впечатление. Заметил это еще во время проверки. К счастью сейчас, может, из-за того, что я усердно считаю себя Костыревым и стараюсь не допускать ни капли сомнения в этом, ощущается просто неприязнь. Сильная, да. Но неприязнь, а не желание порвать его на много маленьких Романовских. И видимо, он чувствует в интонациях моего голоса это отношение. По глазам вижу, что чувствует. Смеется внутри. Внешне не демонстрирует, не показывает, но смеётся. Костырев для него — мелкий, вонючий щенок дворового пса, который считает себя крутым и матерым. Романовский в хрен не ставит ни Никиту, ни его папашу, ни всех, кто тусуется сейчас на улице.

— Конечно, не запрещено…У нас справедливый монархический строй. Каждый гражданин имеет право делать то или другое. Вопрос лишь в том, не повлечет ли его желание неприятные последствия. А ты…Ты мне сейчас врешь. Дело не в прятках.

Особист сделал несколько шагов вперед, остановился рядом с кроватью, потом со всей силы долбанул ногой по ее основанию. Вернее, внешне удар выглядел как обычный, лёгкий пинок. Но я видел, тряхнуло этот предмет мебели основательно.

Чемоданчик с грохотом выпал из своего укрытия. Залесский все-таки не особо большого ума человек. Кто ж такие тайники делает? Может, слишком уверен, что ни одна сволочь не посмеет. Однако, херня это, а не тайник.

Учитывая, что кровать стояла на высоких ножках, видел я этот вожделенный чемоданчик очень хорошо. Прямо даже прекрасно видел. Всего лишь метр, может, два до него. Руку протяни — и все.

— Думаю, тебе нужно вот это. Не так ли? — Спросил Ликвидатор, глядя на меня.

Он даже не наклонил головы, чтоб посмотреть, какой именно предмет выбил ударом. Значит, наверняка знал, что в кровати лежат деньги.

Я, как дурак, стоял молча. Пялился на чемодан. Потом поднял взгляд на особиста. Лицо его выглядело донельзя довольным. Он явно наслаждался всей ситуацией. Она его, по непонятной для меня причине, изрядно веселила. Говорю же, псих и есть. Самый настоящий.

— Ты не Никита Костырев. — Сказал Романовский счастливым тоном. Хотя, лично я ни черта хорошего в происходящем не видел. — Ты точно не он. А кто же… Кто же ты есть, а?

Полковник изобразил на лице задумчивость. Даже поднес указательный палец к губам, будто мысленно, в голове, перебирая варианты.

— Ах! Черт! Да все ведь яснее ясного! Вариантов немного. Один, точнее. — Продолжал кривляться особист. — Ты — псионик. Только человек со способностями мог бы натянуть на себя лицо, которое ему не принадлежит…И вот интересно мне…Как ты, крысеныш, проскользнул между пальцев особого отдела… М? Как понимать? Это ты такой шустрый или мои подчинённые — идиоты?

Я замер. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Ну, все… Мандец. Просто мандец… Что делать? Не могу же я, к примеру, убить полковника Романовского. Еще и не факт, что у меня это получится. Даже не считая последствий столь необдуманного поступка, очень сомневаюсь, будто спецы не придумали, как защитить главного особиста империи. Нет, конечно Корпорации скажут мне «спасибо». Особый отдел занимается не только поиском псиоников. Это — лишь один из видов их деятельности. В том числе особисты отслеживают любые движения, которые, по их мнению, могут принести вред государству. Даже чисто предположительно. Поэтому частенько под пристальное внимание Особого отдела попадают различные финансовые махинации Корпораций. Потому как у тех есть лишь одна цель — деньги. Конечно, никто из бенефициаров в здравом уме ничего плохого, реально плохого, не сделает. Но, к примеру, те же взятки чиновникам расцениваются Особым отделом, как преступление. А Корпорации всегда покупают себе определенное количество госслужащих. Это же неизбежно. Естественно, за убийство Ликвидатора, который всячески демонстрирует, что в интересах государства он не будет отталкиваться от статуса и положения, мне неофициально выпишут медаль. Может, даже орден. Но посмертно. Покушение на представителя Особого отдела, даже если он не при исполнении, в любом случае влечет за собой конкретное наказание. Тут даже псиоником быть не надо. Без способностей отправят на утилизацию. Мне, конечно, нравится, как красиво они заменили словосочетание «смертная казнь».

— Интересно…кто же ты…– Полковник изучал меня тяжёлым взглядом, но при этом я видел в нем самый настоящий интерес. Любопытство. — Возраст твой не старше шестнадцати. Однако, и не младше четырнадцати. Иначе, ты бы не смог стать сыном Костырева…Неплохо…очень неплохо…Столько скрываться… Ведь они, способности, у тебя проявились впервые где-то в районе семи — восьми лет. Всегда именно так происходит…Значит, ты умен. Хитер, я бы даже сказал…Или удивительно фартовый. Но это вряд ли. Дело не в фарте. На нем далеко ее уедешь.

Мы продолжали стоять каждый на своём месте. Полковник — рядом с кроватью, я — чуть ближе к двери. Честно говоря, совершенно не понимаю его поведения. Что он хочет? Какая-то нелепая игра сейчас происходит. В любом случае, я предпочитал пока молчать. И это вовсе не потому, что типа выдерживал паузу или создавал накал. Куда там, на фиг. Я просто не знаю, что мне делать. Реально не знаю. И мне до одури было страшно.

— А знаешь, что…– Романовский вдруг сделал шаг назад, в сторону окна. Прямо задом попятился. Потом еще один шаг. Пока чемодан, угол которого немного торчал из-под кровати, не оказался на одинаковом расстоянии от нас обоих. — Бери.

Полковник кивнул в сторону кровати. Я не двигался. Он издевается? Иди прикалывается? Как понимать его поведение?

— Бери, бери…Тебе нужны деньги. Знаешь, как я понял, что скорей всего дело в этом чемодане? Получил донос, что Эдуард Залесский принял очень