— Ты об этом позаботишься?

— Разумеется.

Зэк опять замолчал.

— Правила не нарушены, значит, нет и фола, — сказал Лински.

— Если только наши парни не вызвали у солдата подозрений, — проговорил Зэк. — Иначе будут проблемы, возможно, очень серьезные. В конце концов, он дружок Джеймса Барра. И это будет иметь значение.

Теперь уже Лински ничего не ответил.

— Пусть он увидит тебя разок, — приказал Зэк. — Надавите на него еще немного. А после не попадайтесь ему на глаза.

— А потом?

— Потом следи за ситуацией, — ответил Зэк. — И позаботься, чтобы она из плохой не превратилась в отвратительную.

Ричер проводил Хелен до такси, а затем поднялся наверх, в свой номер. Он снял рубашку и замочил ее в ванне в холодной воде. Ему совсем не нужны были пятна крови на рубашке, которой исполнился всего один день. На трехдневной — еще ладно. Но не на совершенно новой одежде.

В голове у него теснилось множество вопросов. Было ясно, что ответы на них он получит только тогда, когда ответит на главный из них. Основной. Вопрос всех вопросов: зачем кому-то понадобилось прибегать к насилию для защиты стопроцентно надежного дела? Но действительно ли оно такое надежное? Ричер восстановил в памяти весь прошедший день и вспомнил, как Алекс Родин сказал: «Надежнее не бывает. Более безупречных мне еще не приходилось видеть. Я полностью уверен, что Барр — убийца». Разумеется, эти ребята имеют собственный профессиональный интерес к пьесе, которую они играют. Гордость и мастерство. Но он, Ричер, сам видел результаты работы Беллантонио и сказал: «Это железное, надежное, неоспоримое, беспроигрышное дело».

Так ли это?

Да, так. Надежнее просто не бывает. Но это не главный вопрос.

Ричер прополоскал рубашку, сильно отжал и разложил на батарее. Включил батарею на максимум и открыл окно. На улице царила тишина, которую не нарушал ни один звук. Да, совсем не похоже на Нью-Йорк. Возникало ощущение, будто в девять часов они сворачивали, как одеяла, все тротуары и дороги. Ричер лег на кровать и потянулся. От его рубашки поднималось сырое тепло и наполняло комнату запахом мокрого хлопка.

Итак, каков же ответ на главный вопрос? Ответа нет, но вспомнились магнитофонная пленка Хелен Родин, голос Джеймса Барра, низкий, хриплый, раздраженный. Его загадочные слова: «Найдите для меня Джека Ричера».

Отчего он так сказал?

Кто такой Джек Ричер в глазах Барра?

В голове теснились и другие вопросы и фразы. Вроде: «Почему он заплатил за парковку?», «Вы обещаете мне отнестись непредвзято?» и ключевая: «Найдите для меня Джека Ричера».

Он смотрел в потолок своего номера. Пять минут. Десять. Двадцать. Затем перевернулся на бок и достал из заднего кармана брюк салфетку из бара. Снова лег на спину и набрал номер. Хелен Родин ответила после восьмого гудка, и у нее был сонный голос. Гудок ее разбудил.

— Ричер, — сказал он.

— У вас неприятности?

— Нет, но у меня появилась парочка вопросов. Барр уже пришел в себя?

— Нет, но это произойдет скоро. Розмари вернулась в больницу. Она оставила мне сообщение.

— Какая была погода в пятницу в пять вечера?

— Погода? В пятницу? Довольно пасмурно и облачно.

— А это нормально?

— На самом деле нет. Обычно бывает солнечно. Или идет дождь. В это время года или одно, или другое. Чаще солнечно.

— Было тепло или холодно?

— Не холодно. Но и не жарко. Мне кажется, стояла приятная, комфортная погода.

— Что вы надели, идя на работу?

— Это что, грязные приставания по телефону?

— Просто скажите.

— То же самое, что и сегодня. Брючный костюм.

— Без пиджака?

— Он не был нужен.

— У вас есть машина?

— Машина? Да, у меня есть. Но на работу я езжу на автобусе.

— Завтра поезжайте на машине. Встретимся в восемь в вашем офисе.

— Что происходит?

— Завтра, — ответил он. — В восемь часов. А теперь продолжайте спать.

Ричер повесил трубку, скатился с кровати и проверил рубашку. Она еще была теплой и влажной. Но к утру высохнет. «Только бы не села», — подумал Джек.

Ричер проснулся в шесть и долго стоял под холодным душем, потому что в номере было жарко. Зато рубашка высохла. Она стала жесткой, как доска, но осталась прежнего размера. В отеле посетителей в номерах не обслуживали, поэтому он вышел, чтобы позавтракать. Дороги были забиты грузовиками, перевозившими гравий и песок, и бетономешалками, утолявшими голод многочисленных строек. Он направился на юг, в сторону реки. По границе зоны «облагораживающего строительства». Нашел кафе для рабочих с самым простым меню. Выпил кофе и съел яйца. Ричер сидел у окна и наблюдал за улицей, обращая внимание на людей, бесцельно стоящих на тротуаре или сидящих в припаркованных машинах. Он знал, что если за ним следили вчера, то логично предположить, что будут следить и сегодня. Но никого не заметил.

Затем Ричер прошел по Первой улице на север. Солнце светило справа от него. Он использовал витрины магазинов как зеркала, чтобы видеть происходящее за спиной. Многие прохожие направлялись в ту же сторону, куда и он, но никто за ним не следил. Возможно, его будут ждать на площади, чтобы убедиться в своем предположении: свидетель отправился в офис адвоката.

Фонтан продолжал работать, и пруд уже почти наполовину заполнился водой. Поминальные цветы и свечи по прежнему оставались у края дорожки. Прошел еще один день, и цветы заметно увяли и поблекли. Ричер решил, что их уберут после последних похорон, не привлекая внимания, наверное, ночью, и город заживет своей обычной жизнью.

Он присел на пару минут на гранитной плите у входа в вестибюль здания с вывеской «Эн-би-си», спиной к башне, как человек, который пришел раньше, чем нужно, и которому надо убить время. Часы показывали без четверти восемь. Ричер был не один такой. Вокруг собрались люди, по одиночке или группами по двое или трое, они курили, обсуждали утренние новости, наслаждались минутами покоя перед дневной напряженной работой. Джек сначала принялся разглядывать мужчин с газетами в руках, традиционным прикрытием для наблюдения. Сам он считал, что газету вполне можно сменить на запрещенную в помещениях сигарету. На мужчин, курящих в дверях офисов, не обращают особого внимания. Как и на разговаривающих по мобильным телефонам. Стой хоть целую вечность, прижав «Нокию» к уху, и никто даже не посмотрит в твою сторону.

В конце концов его внимание привлек человек, который курил и разговаривал по телефону. Невысокий, лет шестидесяти, может старше, он стоял как-то боком и слишком напряженно. Возможно, его беспокоила старая травма позвоночника или сломанные ребра, которые много лет назад неправильно срослись. Было видно, что ему трудно так стоять и он раздражен. Он не производил впечатления бездельника, привыкшего поболтать по телефону.