– А что такое диорама?

– Трехмерная модель, типа макет, – ответила я.

– О, круто, – сказала она. – Я никогда не делала такую штуку.

– Может быть, Энджи согласится сделать еще одну с тобой в следующие выходные, – пробормотал Тен.

– Мы займемся гораздо более интересными вещами, чем это, – бросила я в ответ.

Выражение лица Тена стало таким же жестким, как геометрическая морда волка на его горчично-желтой футболке.

– Джейд сказала нам, что здесь лучшая китайская еда в городе, – пискнула Нев.

– Это наш любимый ресторан, но я не знаю, лучший ли он. – Мама и Джефф стояли у его багажника, склонив головы над толстым каталогом. – Вы, ребята, наверняка в Нью-Йорке привыкли к ресторанам получше.

Нев пинала старый окурок своим серым конверсом.

– У тебя правда нет времени остаться и поесть?

Нев казалась такой хрупкой и нежной, но, возможно, это потому, что она была одета в широкие брюки-карго и оверсайз футболку хенли. Ее выбор одежды навел меня на мысль, не заставляют ли ее носить исключительно обноски Тена. С другой стороны, я же видела ее в торговом центре. Может быть, у нее много девчачьих вещей, но ей запрещено носить их вне дома или что-то в этом роде.

– Мне действительно нужно идти домой, – ответила я.

Дверь ресторана открылась, когда посетители выходили, и нас обдало ароматом пельменей с креветками в уксусном маринаде и жаренных во фритюре спринг-роллов. Мой желудок издал голодное урчание.

Нев убрала волосы с глаз.

– Это был твой желудок?

Я положила ладонь на живот, который все еще булькал от голода.

– Да. Я вечно голодная. Плюс мы только что ходили на йогу.

– Я никогда не занималась йогой.

– Может быть, ты и это сделаешь в свой суперинтересный девчачий уик-энд. – Из Тена просто сочился сарказм.

Нев поджала губы.

– Прости Тена. Он весь день ворчит.

Тен не покраснел, но его челюсть дрогнула. Он слегка повернул лицо в сторону наших приближающихся родителей. Мама смеялась. Выглядело так, будто друзья обмениваются шутками, а не коллеги обсуждают дела… или кем они там приходятся друг другу. Их дружба буквально прокручивала нож, который мама воткнула мне в спину в тот день, когда приняла работу от этой семьи.

Я напрягла колени, чтобы подавить желание броситься к маминому «Вольво».

– Ты тоже уезжаешь в школу-интернат, Нев?

– Нет. Мне очень нравится в Нэшвилле.

Джефф приобнял дочь за плечи, от чего она потеряла равновесие.

– Папа, – недовольно пробурчала она.

Он защекотал ее бок.

– Что?

Нев захихикала:

– Хвааатит.

– Что хватит?

– Щекотать меня, – говорила она между взрывами смеха.

– А, это. – Джефф улыбнулся ей. – Ладно. Больше не буду. – И он действительно остановился.

Я смотрела на них и видела любящего отца, но потом вдруг вспомнила, как жестоко он поступил по отношению к Моне, и мое сочувствие угасло, словно заключительные ноты песни.

– Приятного вечера, дамы, – сказал он нам, прежде чем проводить своих детей в мой любимый ресторан.

Меня взбесило то, что мама поделилась этим с ним. Это было наше место.

Нож в моей спине прокрутили еще разок.

Когда мы вернулись в машину, мама спросила:

– Вы с Теном поссорились?

Я повернулась к ней лицом.

– Ну же, детка. Я не вчера родилась.

– Я не хочу об этом говорить.

Выезжая с парковки, мама тихонько цокнула языком, потому что вообразила себе, что моя холодность вызвана романтической ссорой.

На полпути к дому я решила выложить все начистоту. Если я буду держать это все в себе, оно загноится.

– Ты когда-нибудь собиралась сказать мне, что Тен и Нев – дети Моны Стоун?

Мама так сильно нажала на тормоза, что ремень безопасности впился мне в грудь. Все прежнее веселье исчезло с ее лица. Ямочек больше нет. Больше никаких улыбок. Больше никаких блестящих глаз. Только сжатая челюсть и еще более жесткий взгляд.

В итоге мы сели в кафе йогуртов «Молочная фея». В это время здесь очень тихо, но мама все равно выбрала столик в самом дальнем углу. Мне не хотелось замороженного йогурта, но я все равно ела его. Он падал в мой желудок, как холодный липкий цемент.

– Джефф не хотел, чтобы я говорила о его личной жизни.

– Но я же твоя дочь. Я хожу в одну школу с Теном. – Я накручивала холодный йогурт на ложку. – Я просто чувствую себя обманутой.

– Как ты узнала?

Мои щеки вспыхнули. Я не собиралась устраивать маме спектакль с детальным разъяснением событий встречи выпускников, но рассказала ей, как на танцах заиграла песня Моны, и Тен вышел из себя.

– В конце концов я догадалась.

Мама вздохнула, отложила свою пластиковую ложку, затем потянулась через стол, чтобы взять меня за руку.

– Мона бросила его. Это нормально, что он злится.

Я вырвала свою руку из ее.

– Перестань говорить, что она их бросила! Это Джефф выкинул ее из их жизни.

Мамино лицо вдруг стало выглядеть строже.

– Ты была там, Энджела?

Я вздрогнула.

– Ты была с ними, когда они решили развестись?

– Нет. – Я чуть приподняла подбородок. – Значит, и тебя там не было.

– Да, это правда. Но я прожила намного больше лет, чем ты, и позволь мне сказать тебе, что развод никогда не бывает черно-белым. Всегда есть оттенки серого. Много оттенков.

– Откуда тебе знать? Ты же никогда не разводилась.

Мама уставилась на гору шоколадного замороженного йогурта.

– Я подала на развод за пару часов до смерти твоего отца.

Мурашки пошли по моим голым рукам.

– Что?

– У нас не было счастливого брака.

– Я думала, ты любила его.

Мама подняла голову.

– Я действительно любила его. Пока он не начал пить.

Ее глаза заблестели.

– Он вел себя не очень хорошо, когда пил. Я сказала ему, что, если он не перестанет, я возьму тебя, и мы уйдем от него. На что он ответил… – Она промокнула салфеткой внутренние уголки глаз. – Он ответил… «ладно».

Все нежные образы отца с матерью, которые я рисовала в своем воображении, исчезли в дыму.