Тот развопился от боли, но не замедлил воспользоваться свободой, прежде чем цепкая клешня руки-воровки дотянулась и до него. Он метнулся к лоскуту лунного света и вновь поднял его в воздух. Опять бледное пятно нависло над Сашей, и тут он сплоховал, решив, что, если змея убита, опасности больше нет. Наверное, он успел бы отскочить, однако замер, околдованный потрясающим зрелищем: лунное пятно повисло вертикально, забилось, вспучилось, приобрело черты безглазого человеческого лица — и потом и впрямь стало этим лицом: с черными глазами, с черным зловеще искривленным ртом… Это было лицо Александра, вриколаса Александра!

Тотчас кусок земли, над которым реяло лицо, резко поднялся, приобретая очертания фигуры человека в черной одежде, лицо прильнуло к его голове, впадина кривого рта приоткрылась, и тяжелый, словно бы тоже черный голос позвал:

— Александр!

У Саши перехватило дыхание, все ссохлось во рту, он не мог произнести ни слова — замер безмолвно.

Вриколас смотрел на него, словно ожидая ответа, и Саше вдруг показалось, что в его непроглядных глазах что-то проблеснуло, в них появилось некое живое выражение, рот исказился в ухмылке, а в голосе послышалась издевка:

— Александр?

Саша понял, что в глазах врага блеснула насмешка: да, он смотрел насмешливо, с презрительной снисходительностью на неподвижного мальчишку, который онемел и остолбенел от страха перед всесильным вриколасом, — на этого слабака и труса, который почему-то возомнил, что он может стать савватистисом!

«Савватистис! — вспомнил Саша. — Да ведь я же савватистис!»

Вспышка стыда вернула ему самообладание, и он выкрикнул — пусть хрипло, но громко и с вызовом:

— Да, я Александр! Да, я савватистис! А ты вриколас и убийца!

Вриколас Александр издал громкий рык и взмахнул широкими рукавами своего одеяния. Нетопырь метнулся к нему и словно прилип к его груди, влился в него — и вместо рук у вриколаса развернулись кожистые крылья, такие же, как у нетопыря, только размашистые, широченные, могучие. Его плащ забился, заструился — и слетел с него. Саша увидел, что у вриколаса туловище козла, козлиные ноги, вот только голова и лицо оставались прежними, но теперь не было в его взгляде снисхождения — только смертельная ненависть.

Вриколас с силой пнул руку-воровку, которая лежала на траве — возможно, тоже двинуться не могла от изумления или страха, если кости умеют удивляться или пугаться! Рука взлетела в воздух, с силой врезалась в ствол дерева и… разлетелась в прах!

Другим копытом козел так же метко отшвырнул нож, и костяная ручка при ударе о дерево сломалась. Лезвие упало в траву.

А потом вриколас одним скоком оказался рядом с Сашей. Тот увернулся, поскользнулся, чуть не упал, оперся о землю, чтобы удержаться, — и почувствовал пальцами лезвие ножа. Схватил его, чувствуя, что порезался, да сильно, кровь так и хлынула, но сейчас было не до боли: надо спасаться!

Вриколас снова кинулся к нему, низко наклонив голову, и Саша отчетливо разглядел черные рога, которые вырастали из лба Александра. Сейчас чудовище нанесет удар…

Саша отпрыгнул как мог дальше, снова потерял равновесие, начал падать — но не упал, а завис над землей. Резкая боль в плечах заставила его вскрикнуть, а потом что-то зашумело за спиной, вздернуло его в воздух…

Это крылья, у него появились крылья!

Мазь, которую оставила Ангелина Богдановна… мазь, которая пахла ванилью, как цветы гелиотропа… «Прекрасное растение! И очень полезное. Между прочим, входит в состав летательной мази», — словно бы услышал Саша слова своей загадочной соседки. Да, не зря она велела не надевать футболку: одежда помешала бы крыльям развернуться!

Говорят, что руки бывают умнее головы, — ну так вот, эти гелиотроповые крылья точно оказались умнее ошарашенной Сашиной головы! Они помогали быстро подниматься и резко пикировать к земле, помогали ловить воздушные струи и пользоваться ими, они помогали уворачиваться от врага, потому что вриколас на крыльях нетопыря тоже взмыл в воздух, но в полете чувствовал себя куда более уверенно, и если бы не умные крылья, Саша уже двадцать раз был бы пронзен рогами или сбит ударами копыт.

Но внезапно враг исчез. Саша, паря в вышине, вертел головой так, что она едва не откручивалась от усердия. Но не было, не было никого поблизости: вриколас-козел-нетопырь словно бы растаял в ночном небе или сквозь землю провалился! Однако Саша чувствовал, что опасность рядом. Но где она? С какой стороны ждать нападения? Как ни вглядывался он в небо и землю, ничего не видел, только все крепче и крепче сжимал в руке лезвие ножа, не обращая внимания на боль и струящуюся кровь.

Лезвие… Ангелина Богдановна писала, что надо смотреть на врага поверх лезвия!

Саша приставил его к переносице — и в то же мгновение с глаз словно бы пелену сорвали: прямо перед собой он увидел вриколаса.

С криком Саша метнул нож, особо не целясь — просто рефлекторно бросил свое единственное оружие в это страшилище.

Он не промахнулся: нож пронзил щеку вриколаса! Струя черной бурлящей жидкости хлынула из раны. Издав жуткий вопль, в котором смешались человеческий стон, пронзительный писк нетопыря и рев раненого козла, вриколас вскинул переднюю ногу, которая тотчас обратилась в человеческую руку, вырвал нож из раны — но сразу выронил его. Рука безвольно повисла, на глазах ссыхаясь и превращаясь в подобие обугленной головешки. Раздался еще один страшный крик. Видимо, нож оказался отнюдь не безвреден для этой нечисти!

Саша перевел было дух, но обрадовался рано: у него теперь не было никакого оружия — нож канул в траву, — а у вриколаса оставались три ноги и рога! И крыльями разъяренная тварь владела куда лучше.

Кажется, Саша уже знал небо над парком как собственный двор, но в этом просторном небе, как в том тесном дворике, спрятаться было негде: везде его подкарауливал враг.

Сил сопротивляться не осталось. Да еще и мазь, очевидно, утратила силу: крылья повиновались все хуже.

Теперь Саша понимал, что чувствует мотылек, который пытается увернуться от сачка! Вриколас нависал сверху, гнал к земле, где уже зияло что-то красно-черное… та самая яма, которую Саша видел во сне!

«Все, конец! — смятенно подумал он. — Сейчас бы какой-нибудь засадный полк, как у Дмитрия Донского, не помешал! Ну хоть бы кто-нибудь пришел на помощь!»

Но кто придет ему на помощь против вриколаса Александра?!

И вдруг осенило! Саша закричал так громко, как только мог:

— О Геракл, избавитель от зла! О Зевс, отвратитель несчастий! О Диоскуры-спасители! Помогите!

Ох как полыхнуло в небесах, как рассекло темноту разноцветными жгучими молниями: огненно-желтыми, сияюще-зелеными, пронзительно-синими, ярко-алыми! Саша никого не видел, но чувствовал чье-то присутствие в небесах, и ощущение мощной силы, которая в нужный момент явилась на подмогу, ободряло его безмерно.

Однако постепенно он понял: тут что-то не так. Происходило что-то странное. Молнии били во вриколаса, но… попади хоть одна из них во врага, она повергла бы его в прах! Она сверзила бы его наземь! Она уничтожила бы его! Однако на подлете к чудовищу молнии словно бы утрачивали свою силу, поражали его не так метко, как могли бы. Да, вриколас утрачивал силу, да, он опускался наземь, да, он проваливался в свою черно-красную могилу — но медленно, так медленно, что Саша отчетливо мог разглядеть сардоническую улыбку, в которой кривились черные губы, и расслышать последние слова: