– Личность установлена. Учащаяся ПТУ-138, третий курс – в сумке был ученический билет…

– Что-нибудь еще в сумке?

– Ничего интересного. – Следователь покачал головой. – Кошелек, в нем – рубль с мелочью. Помада, расческа, зеркальце…

* * *

На продавленном диване с торчащими пружинами, на столе и на полу валялись обрезки ткани, выкройки, катушки с нитками. В углу стояла старая ножная швейная машина на лакированном столике. В буфете шестидесятых годов за пыльным стеклом стояли два стеклянных лебедя и несколько фужеров и рюмок.

Работал цветной телевизор «Электрон» в полированном корпусе. У людей на экране лица были зеленоватого цвета.

Мать убитой девушки – невысокая, красноносая, с короткими редкими бесцветными волосами – потопталась у дивана, взяла с него кусок ткани, бросила назад, начала плакать, размазывая слезы по щекам. У нее было опухшее лицо и много морщин вокруг рта и глаз.

– Где она была в субботу вечером? – спросил Юра.

Мать продолжала плакать.

На стене висел календарь с улыбающейся стюардессой в синей пилотке: «Летайте самолетами Аэрофлота!»

– Успокойтесь, пожалуйста, и ответьте на вопрос, – сказал Юра. – Нам это важно знать, чтобы найти убийцу.

Мать сделала два шага по комнате, споткнулась о коробку от обуви, едва не упадала, схватилась за стену.

– Не знаю, где она была! – выкрикнула она. – Не знаю, где она гуляет! Она уже большая! Она мне не отчитывается… Ой, доченька ты моя, золотая моя… – она снова заплакала, села на пол у дивана, потерла руками глаза.

По экрану телевизора пошла помеха, зеленые лица искривились.

* * *

– …Пьяница, да, пьяница, – сказала старушка в сером платке, черной юбке и светло-зеленой кофте… Юлю не смотрела вообще… Росла, как трава… Пухом ей земля…

– Мужиков водила? – спросил Сергей. Он, Юра и старушка стояли на лестничной площадке, засыпанной бычками, пеплом и обгорелыми спичками.

Старушка покачала головой.

– Нет, что нет – то нет. Не видела ни разу, врать не буду. Она такая, тихая… Но ей нельзя ни грамма водки… Выпьет – и потом на две недели… Юля бегает одна, сама ей есть готовит… Даже когда маленькая вообще была… Лет, наверно, семь…

– А как она сама насчет парней?

– Кто? Юля? Ну, как все сейчас… Сейчас другое время… Как говорится, раньше в жизни было время, а теперь моменты… Ну, приходили к ней, в дверь звонили, она к ним выходила… Стояли здесь, курили…

– Извините за такой вопрос… – Юра посмотрел на старушку. – Вы видели, чтобы она с кем-нибудь целовалась или что-нибудь подобное?

– Такого – нет, не видела. Стояли, курили…

* * *

– Ну, в общем, не прослеживается связь. – Сергей смотрел на Сергеича. – Я уверен, в общем, что в нашем случае убийца – Игнатович…

– Ты подожди, – перебил Сергеич, – меня сейчас мало волнует, в чем ты там уверен, а в чем не уверен. Вы ж понимаете, что если есть похожее убийство, то надо все проверить очень тщательно… Да, он сознался, этот Игнатович. Но вдруг – не он? Ведь были ж случаи, когда невинные – и сознавались… Поймите, хлопцы, мне не надо, чтоб меня уволили с позором… Я хочу еще немного поработать. И так сейчас проверки постоянно… А в Ленинской прокуратуре, слышали, что было? Там следователь один, Ященко его фамилия, по-моему… Сфабриковал уголовное дело против любовника своей жены. Человек полгода просидел в КПЗ… Так что, если вы там что-то нахимичили с тем вашим Игнатовичем… И если вдруг потом окажется, что это вообще не он, то лучше, может быть, пока не поздно…

– Нет, здесь такого быть не может…

– А ты что скажешь, Юра?

– Конечно, доказательств нет, но почерк… По почерку похоже. Мне кажется, что Игнатович ни при чем, что это дело рук серийного убийцы…

– Кого-кого? – Сергеич посмотрел поверх очков на Юру.

– Серийного убийцы. В «Международной панораме» рассказывали про Теда Банди. В Америке сидит в тюрьме, ждет приведения приговора в исполнение. Убийца трех десятков женщин…

– Что ты такое говоришь? – Сергеич покачал головой. – При чем здесь Америка? Ты – в Советском Союзе, у нас такого быть не может… Просто не может – и все. Ты понял это? Серийных каких-то придумал… Да, два убийства в одном районе, молоденьких девушек… Но ведь есть же обвиняемый, сознался же? Может, и здесь найдут по горячим следам… Сами понимаете, если не по горячим, то потом…

– Сейчас привезут Игнатовича. – Сергей встал из-за стола. – На опознание вещей Смирновой. Ты пойдешь?

Юра покачал головой.

– Мне с бумажками разбираться. Сергеич запряг… Конец месяца…

Сергей кивнул, вышел из кабинета. Юра повернулся к окну. По середине улицы ехала желтая машина дорожной разметки, наносила двойную сплошную линию. Юра взял лежащую на стопке бумаг пачку «Космоса», зажигалку. Он закурил, выпустил дым, снова глянул в окно. Половчук, пацан с Рабочего поселка, в бежевом пуловере с квадратным вырезом и темно-коричневых брюках-«клешах» зашел в здание прокуратуры. Юра потушил сигарету о край банки, бросил в нее бычок, встал из-за стола, пошел к двери.

Вахтерша, высунувшись из своей будки, загораживала Половчуку проход.

– Что такое? – спросил Юра.

– Рвется тут герой, – сказала вахтерша, – поговорить ему, видите ли, надо со следователем. Насчет убийства девки на Рабочем. С каким, спрашиваю, следователем? Тебя вызывали? Повестка есть?

Половчук, заметив Юру, глянул на него.

– Здрасьте.

– Привет. С кем ты хотел поговорить?

– С вами…

– А что такое?

Половчук молчал.

– Ну, давай тогда поднимемся ко мне, в следственный отдел…

– А можно на улице?

Юра пожал плечами. Половчук вышел на крыльцо, Юра – за ним.

– Так в чем дело? – спросил Юра.

Половчук молча посмотрел на него. У него в глазах – слезы.

– Юлька… Она была моя баба… Я с ней, короче, ходил… – Он вытер лицо рукавом.

– У тебя есть какие-нибудь подозрения? Кто ее мог убить?

– Не. Не знаю…

– А сам где был?

– В деревне… Ездил на выходные… Ты что, думаешь, – это я? Спроси у бабы у моей, у деда… У всех спроси – у пацанов в деревне…

– Успокойся. Я такого ничего не думаю. Что она делала там, у Днепра?

– Не знаю…

– Ты подумай…

– Что тут думать? Я не знаю, чего она туда поперлась… – У него в глазах снова выступили слезы. – Найдите его, а? Найдите! Я б его, бля, задушил… Я б его…