Повалявшись, он вдруг подумал, что хочет картошки. Подумал, что еда ему приснилась, и даже во рту остался призрак вкуса. Иногда такое случалось, и Сергей начинал чего-то невыносимо хотеть: то бананов, которые, в общем-то, не любил, то пирожных. Мать посмеивалась и ядовито интересовалась, не беременный ли он. А Сергей знал: пока не поест того, чего внезапно захотел, покоя не будет.

— Мам, — крикнул он на кухню, где та пила чай. — У нас картошка есть?

Она показалась на пороге, с взволнованным лицом.

— Ты что кричишь, Сереня?

— Ничего. Я спрашиваю: картошка у нас есть?

— Зачем тебе картошка?

— Блин, в «Чапаева» играть буду. Жрать, конечно. Так что? Имеется картофель в закромах?

— Чего это ты на ночь глядя вздумал? — возмутилась Ольга. — Хочешь кушать — супчику похлебай. Колбаски отрежь, да с чайком… Вкуснотища. Или яйца могу пожарить.

— Да ну тебя, — рассердился сын. — Ты прямо как Ирка говоришь. Не хочу я супчика. Картошки хочу, жареной, с корочкой!

— Вредно тебе ее, — не сдавалась Ольга. — И так растолстел.

— Мам, я сам как-нибудь разберусь, что вредно, а что полезно. Есть картошка или нет?

Ольга ушла на кухню и выдвинула ящик, встроенный в кухонный гарнитур, покопалась в пакетах с овощами, шурша и перекладывая их с места на место.

— Есть, но мало, штуки четыре, и мелкие. Не хватит тебе, — крикнула она. — Так что успокойся уже. Завтра пожарю.

— Завтра не захочу, — капризничал он, а потом, решительно откинув ногами плед, встал, вышел в прихожую и схватил с вешалки куртку.

— Ты куда? — удивилась Ольга.

— В магазин, — буркнул Сергей. — Не видишь, что ли? У меня картофельная ломка. Я теперь спать не буду, всю ночь у окна просижу и буду мечтать, как бы пожрать на ночь вкусного и вредного. И пусть тебе будет стыдно, потому что не заботишься о своем сыночке любимом…

— Ну, пусть будет, — усмехнулась мать. — Раз уж все равно в магазин идешь, купи еще чаю пачку, крекеров соленых, маргарина и макарон пачку.

— Вот так всегда, — пробурчал он, всовывая ноги в старые, растоптанные башмаки, стоявшие у входа как раз на такой дежурный случай. — Стоит отвлечься на минуточку, отдаться порокам, и тут же насуют поручений по самое не хочу.

— Не ворчи, — прикрикнула Ольга. Сын фыркнул и вывалился в подъездную темноту.

Идти по мерзлой, подернутой инеем земле перед сном было как-то особенно приятно. Он даже замедлил шаг, потому что магазин был вот тут, прямо за углом, и все удовольствие должно было вот-вот кончиться. Листья под ногами хрустели, как стеклянные, и Сергей, тщательно оглядевшись по сторонам, поддал ногой ближайшую кучку листвы, старательно сметенную дворником, разбросав их, как в детстве.

В последний раз он гулял вечером с женой, грозившей из законных переместиться в статус бывших, и от этого было немного грустно. Они выбрались в парк, и Ирина водила его к старому, почти высохшему пруду «смотреть крокодила».

В магазине он взял два кило картошки, копченого мяса, заказанные матерью маргарин, макароны и печенье, потом, подумав, зарулил в вино-водочный отдел и с тайным удовольствием сунул в корзинку бутылку водки, представив, что через час будет вкушать горячую картошку, вприкуску с мясом и соленым огурцом, а перед тем тяпнет рюмочку водки.

При мысли о картошке, о том, как ему будет вкусно и хорошо, в животе сразу потеплело. Сергей подумал, что жена вечерней трапезы явно бы не одобрила. Так что даже неплохо, что ее сейчас нет. Хоть какие-то плюсы от разрыва. Да еще водка призывно булькала в корзинке.

Он усмехнулся — так и спиться недолго.

После магазина, с тяжелым пакетом в руках, прогуливаться уже не хотелось. Сергей торопливо шел к дому и уже стал шарить в кармане, вытягивая магнитный ключ от подъезда, когда прямо перед ним выросла мужская фигура, выглядевшая в свете бивших в спину фонарей особенно внушительно.

— Привет, — недружелюбно сказал мужчина. — Поговорить бы надо.

— Ну, говори, — милостиво разрешил Сергей.

Вместо ответа незнакомец с размаху дал ему в зубы.

В «Плазме» Ирина не была уже сто лет, оттого с любопытством оглядывалась по сторонам, осматривая окрестности. Надо же, как все изменилось вокруг!

Вообще, тут она, конечно, бывала, но на первом этаже, где располагались ресторан и кинотеатр, а наверх, где под забойное «умца-умца» колбасилась молодежь, не ходила. Не пристало ей, балерине, дрыгать ногами под дешевенькую попсу. Не престижно. Не по статусу. Муж, пока они еще были вместе, сюда ее не водил, предпочитая респектабельные ресторанчики с живой музыкой или вообще без нее. Танцевать Сергей не любил, топтался на месте медведем и отдавливал ноги, а вывести его на задорную полечку и вовсе было нереально.

— Здорово тут? — крикнул Влад в ухо. Она не расслышала, но согласно закивала, и даже большие пальцы на обеих руках оттопырила, показывая, мол, здорово, хотя в глубине души так не считала.

Дизайном интерьера занимался какой-то выкидыш местного дизайнерского факультета, воплотивший в жизнь свои дикие фантазии. Стены украшали панно из сплющенных пивных банок, болтов, гаек и прочей металлической ерунды самого затрапезного вида, выкрашенные золотой краской. Под этой вакханалией было намалевано имя автора: что-то вроде «Инсталляция Петра Забубенистого», фамилию Ирина не разобрала.

— Пойдем, вон наш столик, — крикнул Влад.

— Что?

Он взял ее за ухо и проорал то же самое так, что она едва не оглохла и поморщилась. Потом схватил ее за руку и потащил следом за официанткой, прокладывающей путь с упорством ледокола, штурмующего льды. Извивающиеся в эпилептическом припадочном танце люди расступались, освобождая им дорогу. В свете прожекторов белые одежды посетителей и блузки официанток светились призрачным светом.

— Накатим, Ир? — спросил Влад. — Коньячку? Или тебе мартини?

— Ну его, — поморщилась Ирина. — Давай уж водки. Чтоб душа разгулялась.

— Тебе разгуляя хочется?

— Ну а чего бы я сюда пришла?

Они сделали заказ, после чего уставились на танцпол. Влад притоптывал ногой в лакированной туфле, дергал плечами, словно готов был вот-вот пуститься в пляс.

— На работе не натанцевался? — спросила она с усмешкой. Он оскалился, и в свете неона зубы показались неестественно-белыми.

— А ты не хочешь? Потелебумкать телесами?

Ирина помотала головой, хотя ей хотелось выйти на танцпол, как в счастливые школьные времена, выплыть черным лебедем, поразив эту разношерстную толпу в самое сердце. Впрочем, вряд ли ее гранд-батманы и фуэте здесь оценили бы по достоинству. Да и музыка для тех танцев, которым ее учили столько лет, была неподходящей.

Хотя почему? Почему бы и нет? Сделать ремикс на музыку Чайковского, поставить танец: не тот, плавный и трагичный, а нервный, ломаный, с резкими движениями сломанной марионетки.