Во второй половине ноября 8-я армия потеснила противника на южную сторону Карпат, заняв все основные перевалы. Но эти бои были очень тяжелыми. Каждая вершина была заранее хорошо укреплена. Оборона строилась в три-четыре яруса. А наступление на эту оборону, как пишет Брусилов, «нужно было вести с наивозможно меньшей тратой снарядов и патронов, выбивая шаг за шагом противника с одной вершины на другую». Поэтому вполне понятно, что потери русских войск были огромными.

Основная тяжесть боев в этот период выпала на долю 8-го корпуса, которым командовал назначенный на должность его командира по протекции Брусилова генерал Орлов. И тут выяснилось, что эта кандидатура была подобрана неудачно. Брусилов пишет: «Странное было положение этого генерала: человек умный, знающий хорошо свое дело, распорядительный, настойчивый, а между тем подчиненные войска не верили ему и ненавидели его». Такое отношение между командиром и подчиненными не могло способствовать повышению боевых возможностей соединения, и Брусилов провел собственное расследование. «Оказалось, что офицеры его не любят за то, что он страшно скуп на награды, с ними редко говорит и, по их мнению, относится к ним небрежно; солдаты его не любили за то, что он с ними обыкновенно не здоровался, никогда не обходил солдатских кухонь и не пробовал пищи». Для командира корпуса это были серьезные обвинения. В то время видимая сторона работы любого военачальника имела особое значение. В войсках всегда ценились «отцы-командиры», которые шли в атаку впереди своих подчиненных, часто общались с солдатами и в любое время были доступными для офицеров. Орлов, видимо, был другим человеком.

Но Брусилов не спешил с окончательными выводами и довел начатое расследование до конца. Выяснилось, что все не так уж и плохо. Генерал Орлов «в действительности заботился и об офицере, и о солдате, он всеми силами старался добиваться боевых результатов с возможно меньшей кровью и всегда ко мне приставал с просьбами возможно лучше обеспечивать их пищей и одеждой. Но вот сделать, чтоб подчиненные знали о его заботах, – этим он пренебрегал или не умел этого».

Разобравшись в этом деле, Брусилов неоднократно имел беседы с Орловым. Тот слушал командующего, но должных выводов не делал. «Он просто не умел привлекать к себе сердца людей, – писал Брусилов, – но как командир корпуса с поставленной задачей справлялся успешно». Правда, спустя месяц Брусилов был вынужден отстранить Орлова от командования корпусом, сменив его генералом В. М. Драгомировым.

Схема 5. Кампания на Восточноевропейском театре войны 1914 г.

Возникали и более серьезные проблемы. Одна из них была связана с действиями войск 24-го армейского корпуса генерала Цурикова и, в частности, с его 48-й пехотной дивизией Л. Г. Корнилова. Дело было в том, что Корнилов, имея приказ временно приостановить наступление в Венгерскую равнину, «увлекаемый своей жаждой отличиться и своим горячим темпераментом», самовольно решил проникнуть туда вслед за 2-й Сводной казачьей дивизией, которая совершала «набег» на эту местность с целью «произвести там панику и быстро вернуться назад».

Итак, 48-я пехотная дивизия генерала Л. Г. Корнилова самовольно проникла в Венгерскую долину. Бок о бок с ней действовала и 4-я стрелковая бригада генерала А. И. Деникина. Думается, что если бы их действия более тесно сочетались с действиями Сводной казачьей дивизии и были поддержаны главными силами 8-й армии, то результат проходившей тогда Галицийской битвы был бы куда более значителен.

По приказу генерала Н. И. Иванова основные силы 8-й армии повернули на север. В итоге инициатива Корнилова и Деникина оказалась наказуемой. Опомнившиеся австрийцы и пришедшие им на помощь германцы дружно навалились на соединения, оказавшиеся в Венгерской долине.

Брусилов был сильно рассержен самовольством Корнилова и Деникина. Отругав командира 24-го корпуса, он приказал немедленно вернуть войска с Венгерской долины обратно в Карпаты. Вечером 27 ноября в штаб 48-й дивизии поступил приказ на отход в северо-западном направлении. Но время было упущено. Дивизии пришлось отступать по единственно свободной крутой горной дороге, занесенной снегом.

Австрийцы наседали. У местечка Сины им удалось перерезать маршрут отхода русских войск. В этих условиях Л. Г. Корнилов, чтобы дать возможность своей артиллерии пройти через селение, собрал до батальона пехоты и лично повел его в контратаку. Благодаря этому на другой день дивизия прорвалась из кольца окружения, не оставив противнику ни одного орудия и приведя с собой более двух тысяч пленных, захваченных в Венгерской долине.

Позже об этих событиях генерал А. И. Деникин писал следующим образом: «Ген. Брусилов питал враждебные чувства к ген. Корнилову… В своих воспоминаниях, написанных при большевиках, Брусилов возвел на 24-й корпус, и в особенности на Корнилова несправедливые обвинения. 24-му корпусу якобы было приказано им «не спускаться с перевалов». Корнилов же «из-за жажды отличиться и горячего темперамента… по своему обыкновению, не исполнил приказа своего корпусного командира и, увлекшись преследованием, попал в Гуменное, где был окружен и с большим трудом пробился обратно, потеряв 2 тысячи пленными, всю артиллерию и часть обоза»… Брусилов, по его словам, хотел предать Корнилова военному суду, но по просьбе командира корпуса генерала Цурикова ограничился выговором в приказе… им обоим».

Оценивая сложившуюся ситуацию, А. И. Деникин считал, что причина поражения дивизии Корнилова заключалась в том, что «войска 24-го корпуса проникли глубоко в расположение противника… Операция сулила большой успех, но над ней уже нависла катастрофа. Движение дивизии Корнилова почему-то ничем не было обеспечено с востока».

Опасность положения 48-й дивизии хорошо сознавал и Цуриков, который по этому вопросу связался с Брусиловым по телефону в ночь на 23 ноября. Выслушав командира корпуса, Брусилов ответил, что наступление в Венгерскую долину «вовсе не входит в его расчеты»[24].

Казалось бы, небольшой эпизод на фоне событий большой войны. Но он говорит о многом. Ссылаясь на воспоминания Брусилова и мемуары Деникина, мы имеем два совершенно противоположных взгляда на одни и те же события. Одно пишет Брусилов, находившийся в сотне километров от места боев, и время его воспоминаний относится к советскому периоду, другое – А. И. Деникин, непосредственный участник боевых действий, во время работы над своими мемуарами находившийся в эмиграции в Париже. Кому верить – не ясно. Но тот факт, что командир 48-й пехотной дивизии не знал об истинной задаче Сводной казачьей дивизии, действующей перед фронтом его войск, не лучшим образом характеризует командующего 8-й армией и командира 24-го армейского корпуса. В то же время нельзя одобрить и самовольные действия командира 48-й дивизии, который решился на наступление, не зная замысла штаба армии и корпуса. И если со стороны Брусилова это можно рассматривать как служебную халатность, то действия Корнилова явно тянут на воинское преступление. Но в то время по отношению к генералам такие формулировки применялись крайне редко.