Вассал развел руками:

— Веришь, не знаю, что и думать по этому поводу. Гниль какая-то. Пытался дозвониться Николаю, мобила не отвечает. Позвонил в его офис, сказали, что он до вечера будет занят, и просили перезвонить не раньше семи.

— Вечера?

— Естественно.

Агеев посмотрел на часы — у них еще оставалось время, чтобы допить коньяк и уже вдвоем обсудить столь скоропалительное предложение Вассала.

А Дима Чудецкий продолжал сосать великолепный армянский коньяк, словно хотел спрятаться в коньячную оболочку и забыть все то страшное, что привело его в эту гостиницу, в этот город.

Когда гости наконец-то ушли к себе, Голованов включил телевизор и повернулся к Агееву:

— Ну и что ты думаешь относительно нашего разговора?

— Кажется, клюнул.

— Вот и я о том же. И если «влиятельный» господин Похмелкин действительно замышляет промышленное производство экстези, то на это дело клюнет и он. И первое, о чем он заговорит, о том, сможет ли мой концерн поставлять ему те компоненты, которые необходимы для производства колес и с которыми сейчас большой напряг в России?

— Но ведь это же слишком открыто, — засомневался Агеев.

— Не скажи. Скажем, тот же уксусный ангидрид нужен как для производства колес, так и для кожевенной промышленности.

В начале восьмого раздался телефонный звонок — и, когда Агеев снял трубку, послышался бодрый голос Вассала:

— Филипп? Слушай сюда! Хозяин дома?

— А где же ему еще быть, ежели я здесь? — пробурчал Агеев, смирившийся ради праведного дела с «Филиппом».

— Могли бы сейчас зайти к нам?

— А что? Что-нибудь серьезное намечается?

— По пустякам не стал бы тревожить.

— Тоже верно, — согласился с ним Агеев. — Сейчас будем.

Когда они вошли в номер напротив, то были приятно удивлены сервированным столиком, посреди которого стояло две бутылки все того же коньяка армянского разлива. В кресле с прежним угнетенным видом сидел Чудецкий, а напротив с мобильником в руке стоял явно довольный Вассал.

— Прошу к столу, — пригласил он.

— Зачем, господа? — попробовал было отказаться «немец российского разлива», однако Вассал уже совал ему в руку свой мобильник.

— Об этом потом, а сейчас… — и он показал глазами на мобильник, — Николай Валерьянович хотел бы с вами переговорить.

Что и говорить, этот жучила умел обтяпывать свои делишки. Быстро, ловко и без особой натуги.

— Николай Валерьянович — это…

— Да. Господин Похмелкин. Пожалуйте. Плиз, — зачем-то добавил Вассал по-английски.

В трубке послышался довольный хрюк и уже следом за ним приятный баритон:

— Не обращайте на Василия внимания, господин Голованофф. Он настолько рад знакомству с вами, что готов изъясняться даже по-китайски. Простим ему.

— Да, конечно. — Голованов расцвел в улыбке, прогоняя в памяти весь тот час, в течение которого они утюжили тему с Вассалом. Он хорошо помнил, что представился своим соседям по этажу «Головановым», и этот «Голованофф», как было записано в его паспорте, говорил о многом. Хозяин «Атланта» не поленился проверить, кто на самом деле живет в спаренном люксе, а это значило, что он действительно клюнул на «гостя из Германии». — Господин Похмелкин, Василий говорил мне, будто вы…

— Именно об этом я и хотел с вами переговорить, — мгновенно отреагировал Ник. — Думаю, мое предложение должно заинтересовать вас и вашу компанию.

— Да, Василий уже намекал мне. И если ваше предложение будет действительно интересным…

— Можете не сомневаться.

— Рад слышать. И когда вы предлагаете?

— Когда?.. — хмыкнул Похмелкин-младший. — Хотелось бы, естественно, познакомиться с вами прямо сегодня, однако, к моему великому сожалению…

Он умел изъясняться, этот господин Похмелкин. Видимо, не прошли даром уроки Похмелкина-старшего, когда тот впаривал своим избирателям развесистую клюкву.

— Давайте договоримся так. Буду звонить вам в двенадцать. Вас это устроит?

— Буду ждать.

Голованов передал мобильник явно довольному Вассалу, и тот широчайшим жестом пригласил их к столу.

— Удобно ли? — засомневался Голованов, покосившись на своего «телохранителя». — Я, конечно, не понаслышке знаю о русском хлебосольстве, но-о… столь дорогой стол… Вы и без того на коньяк уже потратились.

— Ах, прекратите! — артистическим взмахом руки остановил красноречивый изыск «немца» Вассал, даже не пытавшийся скрыть своих чувств. — Будем у вас в Германии, надеюсь, и вы нас угостите. А пока что вы наш гость. — Он засмеялся и добавил: — К тому же, полагаю, надо закрепить нашу дружбу.

Этот жучила брал быка за рога, и Голованову оставалось только переглянуться с Агеевым. Тот пожал плечами. Мол, вы хозяин — вам и решать.

— Хорошо, — наконец-то сдался «господин Голованофф».

На этот раз стол вел прирожденный диджей Василий Первенцев, артистически рассказывая еврейские и детские, армянские и солдатские, да и просто смешные анекдоты, и только Чудецкий все так же уныло сидел за столом, поглощая при этом рюмку за рюмкой и, видимо, совершенно не ощущая вкуса коньяка. И естественно, что гости не могли не обратить на это внимания.

— А почему наш Дмитрий такой кислый сегодня? — с оттенком отеческой заботы в голосе поинтересовался Голованов.

— А, не обращайте внимания, — махнул рукой Вассал. — Просто хандра нашла на человека. — И пояснил: — Он же человек искусства, а музыканты и артисты, как известно, люди настроения. Смеются там, где плакать надо, зато рыдают там, где все смеются.

И тронул Чудецкого за плечо:

— Ну же, Димон!

Чудецкий вяло улыбнулся и снова потянулся за бутылкой:

— Простите, это я так… действительно что-то хандра нашла.

Закусил коньяк долькой лимона, поднялся и прошел к резному серванту, на котором лежала вскрытая пачка «Беломора», щелчком выбил папироску, потянулся было за спичечным коробком, но, видимо вспомнив про гостей, спросил негромко:

— Не желаете?

— А что, вы курите «Беломор»? — искренне удивился уже подвыпивший «господин Голованофф».

На лице Чудецкого застыла язвительная ухмылка, а «господин телохранитель» уже нашептывал что-то своему «хозяину». И по тому, как тот радостно кивал, светлело лицо Вассала, в планы которого не входило, видимо, раньше времени раскрываться перед столь важным немцем. И уже радостно засмеялся, когда Агеев кивнул Чудецкому:

— Забей-ка и нам косячок.

— Что, балуешься порой? — не скрывая интереса, полюбопытствовал Вассал.

— «Балуешься»… — ухмыльнулся Агеев. — Афган всему научит.