Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Новгороде перед нами открываются только остатки былого великолепия. Огромных размеров замок относится, по-видимому, еще ко времени Ганзы. Издалека кажется, будто город и теперь еще имеет большое значение; внутри же все выглядит пустыми заброшенным. Правда, в церквах нет недостатка, но благоустроенных людных улиц очень мало. Кругом так много обширных пустырей, что жители, пожалуй, могли бы выращивать и хлеб и все свое продовольствие, не выходя за его ворота. Где те времена, когда Новгород заставлял трепетать царей и когда возникла поговорка: «Кто пойдет супротив Господа Бога и Великого Новгорода?»
О «печальных руинах древнего великолепия» «пустынного, унылого и молчаливого» Новгорода, стоящего «между двумя столицами как урок превратности судьбы», писал в своих путевых заметках, построенных как цикл писем к другу, французский литератор Франсуа Ансело:
Первый достойный упоминания город на пути из Петербурга в Москву — знаменитый Новгород. Когда думаешь о его былом величии, когда вспоминаешь старую русскую пословицу «Кто устоит перед богами и великим Новгородом?» — начинаешь испытывать страх, осматривая печальные руины древнего великолепия. Здесь колыбель русской монархии; на этих улицах, сегодня столь малолюдных, некогда блистал военным великолепием еще дикий двор. Эти разрушенные стены выдержали многочисленные осады, эти шестьдесят церквей, куда сегодня лишь изредка забредают прихожане, некогда едва вмещали толпу верующих, чье благочестие служило их благоденствию. Теперь все пустынно, уныло, и молчаливый Новгород стоит между двумя столицами как урок превратности судьбы!
Английский студент Джон Томас Джеймс, предпринявший в 1813–1814 годах учебно-ознакомительное путешествие по популярному в то время маршруту «северного тура», включавшему Германию, Швецию, Россию и Польшу, отметил в своем дневнике, что великолепие, политическая и экономическая мощь Новгорода в республиканский период занимают огромное место в истории Русского государства. Однако дух независимости и свободолюбия, некогда присущий жителям этого города, растворился, и современный Новгород уже «мало похож на своего великого предшественника, и ничто не напоминает нынешнему путешественнику о его былом величии».
Тем не менее европейцев влекло в Новгород. Следует также отметить, что в первой половине столетия политические симпатии демократических и либеральных кругов европейской интеллигенции в значительной мере подпитывали их интерес к республиканскому Новгороду, где «была достигнута легальная система и свобода народа», что стало одной из главных причин его могущества и процветания.
Одним из наиболее известных представителей этих кругов была французская писательница и критик Жерменаде Сталь.
Она была изгнана Наполеоном из Франции за то, что противопоставляла его милитаризму и диктатуре республиканские идеалы и ценности. Путешествуя по России летом 1812 года во время французского нашествия, она побывала в Москве, Петербурге, увидела Украину и Финляндию. Новгород в этом путешествии был лишь короткой остановкой на пути из Москвы в Петербург. Но именно здесь она задумалась над тем, справедливо ли утверждение о том, что «свобода провозглашена в Европе», и пришла к неутешительному выводу о том, что Европа «принесла не свободу, а деспотизм».
Увиденный ею Новгород, который «шестьсот лет назад был республикой», явил «необыкновенно печальную картину», его жители показались ей «тенями, рыдающими над могильной плитой», под которой была похоронена его независимость. По ее мнению, символом поражения Новгорода в борьбе с самодержавной Москвой был вывоз в Москву вечевого колокола, «звон которого призывал граждан на площадь, где они обсуждали свои общие дела. Лишившись свободы, Новгород стал беднеть, его торговля падала, и население уменьшалось». Однако она считала, что новгородцы «сохранили свой гордый дух республиканской независимости».
О былой новгородской вольности как альтернативе абсолютизма в 1835 году писал швед Юхан Бар в своих путевых записках, которые в известной мере восполняют образовавшийся после русско-шведской войны 1808–1809 годов почти пятидесятилетний пробел в издании заметок шведских путешественников о России. Древняя история Новгорода, с которой он познакомился еще до поездки, очень интересовала Бара, поэтому он предвкушал встречу с ней и, приближаясь к городу, досадовал «на то, что у его лошадей, несущихся во весь опор, нет крыльев».
О прошлом Новгорода Бар знал, что он «является одним из древнейших русских городов. Здесь поселились и правили призванные варяги. Его название Новгород, Новый город, происходит от того, что первое славянское поселение было в версте вверх по течению Волхова, там, где они построили большой город Славянск, следы которого остались на месте поселка Старое Городище, который позднее переместился ближе к Ильменю, туда, где он находится теперь».
Легендарный предшественник Новгорода Славенск (Словенск, Славянск) упоминается в «Сказании о Словене и Руссе», представляющем комплекс этногенетических легенд, возводящих этнонимы и топонимы к именам потомков Ноя Словена и Руса, переселившихся на север, где они построили город Великий Словенск, который то приходил в запустение, то возрождался и со временем получил название Новгород. В середине XVII века «Сказание» было признано официальной версией начальной русской истории и включено в Патриарший летописный свод.
В качестве предшественника Новгорода Славенск упоминает также Раупах: «О его происхождении в истории не сохранилось ничего, кроме нескольких древних легенд. Название, которому уже тысяча лет (Новгород или Новый город), указывает на существование более древнего города, который, вероятно, назывался Славенск и чьи руины якобы до сих пор находятся на Городище».
Об отношениях Великого Новгорода с Москвой Бар писал:
Хотя ранее Новгород был на самом деле независимым, он вовсе не оспаривал власть великого князя. Его посланники дружественно принимались, налоги безоговорочно платились, в случае войны или какой-либо надобности не было отказа ни в войске, ни в продовольствии. Но, желая противостоять постоянно растущей царской власти, новгородцы сговорились со своими ближайшими соседями — Польшей и Литвой. Иван III решил, что отныне в России будет один государь, которому слепо будут повиноваться все от подножья Урала до берегов Наровы.
«Последние отголоски былой вольницы», по мнению Бара, были уничтожены Иваном Грозным, а «строительство Архангельска стало последним ударом, нанесенным его дотоле процветавшей торговле».
Сегодня Новгород всего лишь «magni nominus umbra» (тень великого имени). Ярославов двор переделан в конюшню, в которой теперь не ржут кони, а слышно лишь мычание коров. Большой колокол больше не сзывает народ на многолюдное и шумное собрание — вече; теперь под звон церковных колоколов медлительные новгородцы торгуют капустой и морковью. В древние времена, когда они противились и царской, и ханской власти, говорили они: «Кто против Бога и Великого Новгорода?» А ныне они не могут противостоять даже маленькому городку, лежащему на другом берегу Ильменя, — Старой Руссе, которая все больше узурпирует торговлю льном и солью и оставляет Новгороду возможность торговать лишь капустой и другими овощами…