Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бывший амбар, служивший его матери мастерской, – совсем другое дело, он заходил туда время от времени, без особого удовольствия, когда надо было позвать ее к столу, под конец она совершенно забросила хозяйство, и все заботы по дому взяла на себя Сесиль. Проведя большую часть своей профессиональной жизни за реставрацией гаргулий и химер в многочисленных церквях, аббатствах, базиликах и соборах Франции, она чуть ли не в сорок пять лет решила посвятить себя художественному творчеству и утратила всякий интерес к домашнему очагу. Стену слева от входа оформила другая художница, знакомая матери, Поль помнил ее, она у них останавливалась, та еще уродина, высокая и худая, она почти не открывала рта, зато воспылала страстью к местным камням, золотистому известняку, столь характерному для Божоле. Она работала с тяжелыми крупными камнями, из которых сложены стены амбара, сантиметров двадцать высотой. На каждом из них она вырезала человеческие лица, выражавшие то испуг, то ненависть, иногда на грани агонии, гораздо реже усмехающиеся или язвительные. Получилось впечатляющее, весьма выразительное произведение, и от страданий, исходивших от этой стены, перехватывало дыхание. А вот скульптуры матери – многие из них так и лежали в амбаре – Поль не любил, никогда не любил. Готические фигуры, на реставрацию которых она потратила большую часть жизни, несомненно, оказали на нее влияние, в основном она создавала фантастических существ, чудовищных полуживотных-полулюдей, довольно-таки непристойных, с несоразмерными вульвами и пенисами, как у некоторых гаргулий, но в ее манере чувствовалась какая-то искусственность, надуманность, ее творения напоминали не столько средневековые изваяния, сколько мангу, впрочем, не исключено, что это он ничего не смыслит в искусстве, он никогда не интересовался японскими комиксами, которые, между прочим, многие ценят очень высоко; работы его матери имели, конечно, определенный успех, но особо не котировались, некоторые из них все же покупали ФРАКи[21] и региональные советы, иногда для оформления кольцевых развязок, в специализированных журналах появилось несколько статей о ней, и благодаря одной такой статье – на самом деле это самый страшный упрек, который можно было бы адресовать матери и ее работам, – его брат Орельен познакомился со своей будущей женой. Инди, в то время сравнительно молодая журналистка – если вообще журналистка бывает молодой, – написала весьма хвалебную, даже восторженную статью, творчество его матери было представлено в ней самым ярким примером новой феминистской скульптуры – но в данном случае мы имели дело с дифференциальным феминизмом, диким и сексуальным, сродни движению ведьм. Такого направления в искусстве не существовало, она придумала его специально для статьи, которая, впрочем, читалась не без удовольствия, эта сучка владела пером, как говорится, и вскоре, кстати, ушла из этого второсортного художественного журнала в раздел “Общество” крупного левоцентристского news magazine. Надо сказать, она искренне восхищалась его матерью, и это было, пожалуй, единственным искренним чувством в ее поступках, Поль никогда не верил в любовь этой женщины к Орельену, ни секунды не верил, такая женщина уж точно не могла полюбить Орельена, эта женщина ненавидела слабаков, а Орельен – слабак, всю жизнь был слабаком, он благоговел перед матерью, сам будучи не в состоянии каким-либо образом утвердиться в жизни или вообще просто жить, Инди, само собой, ничего не стоило превратить его в подкаблучника, но все же это недостаточно веская причина, чтобы выйти замуж, и тут возникали вопросы. Возможно, она надеялась, что цены на произведения их матери взлетят до заоблачных высот и в будущем ей перепадет что-нибудь от доставшегося Орельену вполне приличного наследства, да, наверняка так оно и есть, на это она и рассчитывала, с такой дуры станется. Расчеты не оправдались, цены на скульптуры матери оставались на достаточно разумном, респектабельном уровне, но поводов прыгать до потолка от радости не наблюдалось. Поэтому Инди начала проявлять некоторые признаки разочарования, что выражалось во все более пренебрежительном отношении к мужу.
Поль никогда не любил Орельена по-настоящему, впрочем, и ненавидеть его было не за что, в сущности, он плохо его знал и никогда не питал к нему никаких чувств, кроме, пожалуй, туманного презрения. Орельен родился гораздо позже его и Сесиль и вырос в интернете и соцсетях, он принадлежал к абсолютно другому поколению. Когда, кстати, он родился? Поль понял, что забыл дату рождения брата, и смутился; короче, у них большая разница в возрасте. Сесиль иногда пыталась преодолеть этот разрыв, в отличие от него. Орельен был еще совсем ребенком, когда Поль уехал из родительского дома, и он с трудом отличал это существо от домашнего животного; он, собственно, никогда не отдавал себе отчета в том, что у него есть брат.
Значит, они появятся во второй половине дня тридцать первого со своим говнюком сыночком, это надо просто перетерпеть, правда, терпеть придется довольно долго, ведь тридцать первого числа немыслимо лечь спать до полуночи, ну ничего, как-нибудь он справится, можно, например, нажраться к середине дня, благодаря выпивке удается выдержать практически что угодно, в том-то и заключается одна из главных проблем с выпивкой.
Через некоторое время он вышел из амбара, так и не взглянув, подумал он, запирая дверь на висячий замок, ни на одну работу матери. Было уже три часа дня, он совсем забыл про обед, и Сесиль не преминула попенять ему, когда