Я не дал ей отвлечься.

- Что произошло, когда Шеперд к вам явился?

- Ничего особенного. Покричали и перестали. Я волей-неволей их слышала, хоть и не все, конечно. Рэнди требовал, чтобы Свейн ему заплатил за дочку. Он только о деньгах и думал.

- Ну, а что вы скажете о дочке Шеперда?

- Прелестная девочка. - Глаза миссис Вильямс подернулись влагой: старой сводне были не чужды материнские чувства. - Смуглая и очень нежная. Не возьму в толк, почему такая девушка убежала с человеком вдвое старше. - Она уселась поудобнее, старые пружины ритмично зарокотали. - Ясно дело, девчонка на денежки польстилась.

- Но вы ведь сказали, что они останавливались у вас до того, как Свейн похитил деньги?

- Так-то оно так, но Свейн уже давно задумал их похитить.

- Откуда вам это известно, миссис Вильямс?

- Полицейские так говорили. Через неделю после того, как он сбежал, сюда понаехало видимо-невидимо полицейских. Вот они и говорили, будто Свейн похищение еще за год замыслил, не меньше. А мою гостиницу выбрал как отправной пункт для переправы в Мексику.

- Как он перешел через границу?

- Это выяснить не удалось. Может, перемахнул через колючую проволоку, а может, пересек границу под чужим именем. Кое-кто из полицейских думал, что он деньги поблизости припрятал. Наверное, они-то и навели Рэнди на мысль искать деньги здесь.

- Что случилось с девушкой?

- Никто не знает.

- Даже ее отец?

- Вот именно. От такого отца, как Рэнди, любая девушка постарается держаться подальше. Да и жена Рэнди так же к нему относится. Она с ним развелась, когда он в тюрьму в последний раз угодил, так что он, как вышел, сразу сюда явился. И с тех пор уезжает-приезжает, но живет здесь.

Мы немного помолчали. Зайчик на полу заметно удлинился, напоминая нам, что время идет и земля вращается вокруг своей оси.

- Рэнди сюда вернется, как вы считаете? - спросила она меня.

- Не знаю, миссис Вильямс.

- Хорошо бы вернулся. В нем много плохого. Но когда мужчина столько лет рядом живет, привыкаешь к тому, что он тут, под боком. А уж какой он там, тебе все равно.

- Да и, кроме того, он ведь ваш предпоследний постоялец, - сказал я.

- Вы откуда знаете?

- Сами сказали.

- Верно. Да, продала в я свое заведение, если б покупатель нашелся.

Я встал и пошел к двери.

- А кто ваш последний постоялец?

- Да вы его не можете знать.

- Не скажите.

- Молодой совсем паренек, Сидней Хэрроу его зовут. Только и он вот уже неделю глаз не кажет. Его Рэнди Шеперд куда-то послал, у него ведь одна затея глупее другой.

Я вынул фотографию Ника.

- Шеперд дал такую фотографию Хэрроу, миссис Вильямс?

- Может, и дал. Я помню, что Рэнди показывал мне такую карточку. Спрашивал, кого мне напоминает этот паренек.

- Ну и как?

- Ничего не могу сказать. Я лиц не запоминаю.

Я вернулся в Сан-Диего и поехал по Бейвью-авеню, к дому Джорджа Траска.

Солнце только что село, и все вокруг казалось багровым, словно в краски заката подмешали крови, растекавшейся по кухне Трасков.

На подъездной дорожке у дома Трасков стоял черный «фольксваген» с помятым крылом. Я где-то видел его, но не мог вспомнить где. У обочины я заметил полицейскую машину с сан-диегским номером. Я не стал останавливаться и вернулся в больницу.

В справочном столе мне сообщили, что Ник находится в 211 палате, на третьем этаже.

- Но к нему пускают только близких родственников.

Я все же решил подняться. В холле напротив лифта читала журнал миссис Смизерэм, жена психиатра. Через спинку стула было переброшено пальто, подкладкой наружу. Увидев ее, я обрадовался сам не знаю чему, пересек холл и сел рядом с ней.

Оказалось, она не читает, а просто держит журнал. Миссис Смизерэм смотрела на меня невидящим взглядом. В ее голубых глазах отражалась напряженная работа мысли, отчего красивое лицо ее сразу стало строгим. Сначала она только отметила, что в комнату вошли, потом узнала меня.

- Мистер Арчер!

- И я не ожидал вас здесь увидеть.

- Мне захотелось прокатиться, вот я и приехала, - сказала она. - В войну я несколько лет прожила в Сан-Диего, а потом здесь не бывала.

- С тех пор много воды утекло.

Она опустила голову.

- Я сейчас вспомнила эти годы и все с ними связанное. Но вас вряд ли интересует моя биография.

- Интересует, и даже очень. Вы были замужем, когда жили здесь?

- И да и нет. Муж почти все время был в плавании. Он служил военным врачом на конвойном авианосце, - в голосе ее звучала невеселая гордость, видно, относившаяся к далекому прошлому.

- А вы, оказывается, старше, чем я думал.

- Я рано вышла замуж. Слишком рано.

Женщина мне нравилась, и потом захотелось хоть раз в кои веки поговорить о чем-то, не имеющем отношения к убийствам. Но она вновь вернула разговор к надоевшей теме:

- Судя по последним прогнозам, Ник выкарабкается. Вопрос только, какие будут последствия.

- А что думает ваш муж?

- Ральф пока еще не может ничего сказать. Сейчас он совещается с нейрохирургом и невропатологом.

- Разве при отравлении снотворным делают операции мозга? Поправьте меня, если я ошибаюсь.

- Увы, у Ника не только отравление, но еще и сотрясение мозга. Он, должно быть, ударился затылком при падении.

- А может, его ударили?

- И это возможно. Кстати, как он попал в Сан-Диего?

- Не знаю.

- Муж говорил, что в больницу его привезли вы.

- Верно. Но в Сан-Диего я его не привозил.

- Где вы его нашли?

Я промолчал.

- Не хотите сказать?

- Совершенно верно. Родители Ника здесь? - не слишком ловко переменил я тему.

- Мать дежурит около него. Отец скоро прибудет. Ему ни вы, ни я ничем помочь не можем.

Я встал:

- Мы могли бы пообедать.

- Где?

- В здешнем кафе, если не возражаете. Кормят тут прилично.

Она скорчила гримаску.

- Я по горло сыта больничными обедами.

- Я думал, может, вам не хочется заходить далеко, - фраза прозвучала двусмысленно: мы оба это заметили.