– Габриэлла Сейхельман?

Она замерла, обернулась, чуть не поскользнувшись на гладких плитках пола. Кто-то протянул ей руку, чтобы девушка не упала.

– Вау! Какая вы стремительная, – произнес голос.

Габриэлла повернулась и улыбнулась, невольно покраснев.

Перед ней был мужчина лет пятидесяти на вид. Серые, коротко подстриженные волосы под черной шапкой, потертые джинсы на талии, рубашка из магазина «Дрессмен», короткая заношенная кожаная куртка. Полицейский в штатском. Никаких сомнений. У Габриэллы был на них нюх.

Не успела она рот открыть, как он уже достал удостоверение:

– Меня зовут Антон Бронзелиус, – представился мужчина. – Я из тайной полиции.

– И? – спросила Габриэлла, напрягаясь.

У нее нет на это времени. Совсем нет.

– У вас есть секунда? – спросил он. – Или, точнее сказать, я знаю, что есть….

Он посмотрел на часы на запястье.

– Я знаю, что у вас двадцать минут до начала слушаний – и я взял на себя смелость зарезервировать переговорную.

Габриэлла смотрела на часы. Девятнадцать минут.

Конечно, Йозеф будет готов. И он не ждет ее появления так рано. Но все равно она нервничала. Ноги под столом тряслись. Руки вертели телефон. Что, черт возьми, происходит?

Бронзелиус не терял времени. Не успели они войти в переговорную, как он положил на белый стол три вечерние газеты. Все переговорные были белыми. Это было хорошо известно Габриэлле, потому что она проводила в них больше времени, чем в своей собственной квартире в Васастане. Где тоже, кстати, были белые стены.

Все газеты писали об одном. Разные заголовки можно было передать одной фразой: «Шведа разыскивают по подозрению в убийстве в Брюсселе». «Экспресен» между словами «шведа» и «разыскивают» вставил «террориста». «Афтонбладет» предпочел «элитный солдат». «Идиоты, – подумала Габриэлла. – Элитный солдат – это же интереснее, чем террорист».

– Вы слышали об этой истории? – спросил Бронзелиус.

– Да, я читаю прессу, – сказала Габриэлла. – Я видела и эти статьи. И в интернете тоже. Но дальше заголовка я не читала.

Бронзелиус кивнул.

Этот полицейский внушал ей доверие. В нем чувствовалось желание защищать. Габриэлла немного успокоилась.

– То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Это секретная информация. Полагаю, вы как адвокат знаете, что это означает.

– Да, я знакома с профессиональной тайной, – устало улыбнулась Габриэлла.

– Террорист или элитный солдат, в зависимости от того, что вы предпочитаете, это Махмуд Шаммош, – объявил он.

Клара откинулась на спинку стула и повернулась так, чтобы видеть фантастический вид, открывавшийся из ее офиса на шестнадцатом этаже. Ей хотелось вырваться из плена этого кабинета, убежать прочь от компьютера, прочь от заметок после встречи с Эвой-Карин. Утро выдалось холодным, и небо было ярко-голубым, без единого облачка.

Дым, поднимающийся из труб, застывал в воздухе белыми клубами. Солнце светило так ярко, что слепило глаза. Клара опустила взгляд, но солнце было повсюду, отражаясь в стеклянных зданиях Европарламента. Клара потерла слезящиеся глаза. В такие дни казалось, что все начинается сначала. Словно земля повернулась на несколько градусов или вселенная вдруг расширилась. У Клары было ощущение, что она проснулась в чужом теле, с которым ее не связывали никакие воспоминания. Когда Клара была подростком, каждый день был у нее таким. Наверное, так со всеми подростками. Клара зажмурилась и смахнула со щеки слезу.

После того как Клара перевернула снимок, она еще долго неподвижно сидела на кровати, уставившись в белоснежную стену. Она глубоко дышала и думала о словах дедушки: «Скалы и камни. Вот из чего сделаны мы в шхерах». Скалы и камни.

Она снова посмотрела на черно-белое фото. Какие красивые. Все трое.

Девочке на вид три года. Счастливая, она сидит на плечах у Кирилла. Ее длинные волосы перепутались с его короткими кудрявыми. Большие темные глаза смотрят прямо в камеру. Кирилл с голой грудью тянется вверх, чтобы поцеловать дочку в щеку. Рядом с ним, обняв его за талию тонкой гладкой рукой, стоит женщина – такая свежая и отдохнувшая, какой только можно быть во время отпуска с семьей. От ее красоты захватывало дух. Аккуратный носик, пара веснушек, выгоревшие на солнце светлые волосы, летний комбинезон и загорелые ноги. Она могла бы быть моделью. А может, она и есть модель. Они стоят на морском берегу на фоне волн. Картина типичного французского семейного счастья.

Сколько она просидела со снимком в руках, борясь с желанием швырнуть его в стену так, чтобы стеклянная рамка разлетелась на тысячи осколков. Но в конце концов Клара спокойно убрала снимок обратно в ящик, поднялась с постели, оделась, сунула телефон в карман и пошла на работу.

Скалы и камни.

Когда телефон на столе зазвонил, она сначала не хотела брать трубку. Ей не хотелось лицемерить с Эвой-Карин. У нее не было на это сил. Но после седьмого сигнала она все-таки решила, что лучше ответить.

– Да, – сказала она в трубку.

– Вас спрашивает господин Муди, мадемуазель Вальден, – сказала секретарша с рецепции по-французски.

У Клары перехватило дыхание. В воздухе словно пропал весь кислород. Сердце забилось быстрее.

– Клара? – раздался голос. – Это ты?

Его голос был выше, чем она его помнила. Тон встревоженный, нервный. Клара попыталась сделать вдох, но это было нелегко.

– Муди, – прошептала она.

Тишина. Клара нарушила ее первой.

– Давно не виделись.

Она слышала дыхание на другом конце провода. Прерывистое. Нервное. С ним явно что-то было не так.

– Мне нужно тебя увидеть, – сказал Махмуд.

Его голос. Нервный и напряженный. Кларе стало стыдно. Она так и не ответила на мейл. Не потому что не хотела, а потому что не знала, что ответить.

– Сейчас? – спросила она. – Ты в Брюсселе?

– Ты можешь выйти из кабинета?

– В чем дело, Муди? Что-то случилось?

– Я не могу рассказать по телефону. Можем увидеться?

Клара задумалась. Судя по всему, это что-то важное.

– Окей, – сказала она. – Можем. Где и когда?

Мы все под подозрением. Более того – виновны, пока не доказано обратное. Слоняемся по коридорам, как тени. Тени теней теней. Немногие осмеливаются обмениваться многозначительными взглядами поверх стопок с бумагами и жужжащих компьютеров. Разговоры у кулера ведутся шепотом. Никто никому не доверяет. Все тщательно подбирают слова. Фигуранты расследования ходят, потупив взгляд, словно на груди у них нашита желтая звезда или на шее – оковы. В столовой они едят в одиночестве, не поднимая глаз от подноса. Думают о пенсии, о невыплаченном кредите за обучение, о допросах, подозрениях. Но никто не отваживается заговорить об этом вслух. Но страх читается на лицах.