Но мы не могли принимать каждого. Прежде всего вставал вопрос об оружии. Где его взять? Да и неправильно было, если бы к нам являлись на все готовое. Пусть добывают оружие, а потом можно и поговорить. Тем, кто был на фронте, а затем попал в окружение или в плен, партизаны прямо заявляли: 

— На фронте тебе давали винтовку. Где она? Добудешь себе оружие — тогда и приходи!

— Да где же я его возьму?

— Это твоя забота. Сумел бросить винтовку, сумей и найти!

Подобные беседы можно было слышать каждый день.

Некоторым желавшим вступить в отряд командир поручал захватить или уничтожить старосту или полицейского. Выполнит человек задание — зачисляют в отряд, а не выполнит — иди на все четыре стороны.

Таким путем, помимо всего прочего, мы убеждались в надежности людей, что в тех условиях было очень важно.

С местными жителями дело обстояло проще: кто-нибудь из партизан непременно знал того, кто просился в отряд.

С «окруженцами» было сложнее. Приходит человек и говорит: я — такой-то. Как проверить, свой он или чужой? Встречались среди них и трусы, и шкурники, и просто жалкие людишки. Но в большинстве это были настоящие патриоты, много видевшие, много пережившие, не раз глядевшие смерти в глаза.

Лейтенант Куренной попал в окружение где-то на западной границе и за лето 1941 года вместе с товарищами добрался почти до самой линии фронта. В лесу возле деревни Щербино, Ельнинского района, неподалеку от Стрянского болота, их обнаружили гитлеровцы, приняли за разведчиков и решили расстрелять. Куренному и его другу дали по саперной лопате и заставили рыть могилу. Еле двигаясь, понукаемые двумя красномордыми охранниками, они начали ковырять сухую землю. Казалось, спасения нет. Но лейтенант не терял надежды.

— Все равно погибать, — шепнул он другу, — давай попробуем бежать.

Пока рыли могилу, договорились о плане побега: нужно выбрать момент, когда охранники зазеваются, и пустить в ход лопаты. И вот могила готова, немцы приказывают обреченным вылезти из ямы. Они нехотя вылезают, разминают уставшие от неудобного положения ноги — и вдруг Куренной со страшной силой ударяет по голове одного из охранников ребром лопаты. 

Тот валится на землю. Второй гитлеровец не успел вскинуть автомат, как на его голову обрушился удар другого обреченного. Схватив автоматы, лейтенант и его товарищ скрылись в лесу. Местные жители хорошо помнили этот случай и, когда Куренной вступал в отряд, рекомендовали его как храброго человека.

Таких, как лейтенант Куренной, было много. Я глубоко убежден, что из 1000 человек, попавших в положение «окруженцев», не менее 999 пытались перейти линию фронта и соединиться с частями Красной Армии.

Некоторые «окруженцы», оказавшись в тылу врага, вступали в брак с девушками или молодыми вдовами. Нередко такие «браки» носили фиктивный характер. И вот почему. Специальное распоряжение оккупантов от 12 сентября 1941 года предписывало всем бывшим красноармейцам, попавшим в окружение, и другим лицам, ранее не проживавшим в данной местности, немедленно явиться на перерегистрацию в немецкую комендатуру.

«Кто укроет у себя красноармейца или партизана, — гласил первый параграф этого распоряжения, — или снабдит его продуктами или чем-либо ему поможет (сообщив ему, например, какие-нибудь сведения), тот карается смертной казнью через повешение. Это постановление имеет силу также и для женщин. Повешение не грозит тому, кто скорейшим образом известит о происшедшем в ближайшую германскую воинскую часть».

Было ясно, что каждый, кто пойдет на регистрацию, окажется в лагере для военнопленных.

Требовались немалая смелость и решительность, чтобы в этих условиях помогать «окруженцам». Но самоотверженные советские люди помогали и «окруженцам», и пленным, и раненым. А чтобы не угодить на виселицу за укрытие офицеров и солдат, их стали брать в «зятья».

Появление партизан и вести о наступлении наших войск всколыхнули «окруженцев». Большинство их сразу же присоединилось к партизанам. Они принесли с собой дух воинской дисциплины и военные знания, которые были так необходимы нам, гражданским людям, вступившим на путь вооруженной борьбы.

В связи с большим наплывом желающих вступить в отряд, мы очень опасались, чтобы к нам не проникла всякая нечисть, а особенно засланные врагом шпионы. Вспоминается такой факт.

Много лет спустя после войны мне как историку, интересующемуся партизанским движением, попала в руки книжка предателя Родины некоего Д. Карова под названием «Партизанское движение в СССР в 1941–1945 годах», изданная в 1954 году в Мюнхене (Западная Германия). Автор этой книжонки, называющий себя «историком», забыв о неисчислимых жертвах, которые понес наш народ, чтобы спасти мир от фашистской чумы, оплевывает святое дело партизанской борьбы. Его ложь и клевета в адрес советских партизан не могут не вызвать у порядочного человека чувства омерзения и гадливости. Недобитый фашистский ублюдок утверждает, будто советских партизан «вербовали» из «отбросов общества» и некоторые партизанские отряды якобы целиком состояли из уголовников. Об одном из таких отрядов он пишет:

«В отряде существовало своеобразное правило: принимались только те, кто просидел в тюрьме не менее трех лет, а тот, кто в течение трех дней не мог чем-либо доказать свой «тюремный стаж», изгонялся».

Я не знаю точно, из кого вербуют в Западной Германии «историков», подобных Д. Карову, но нетрудно предположить, что подбирают их (пользуясь его же терминологией) из «подонков общества». Что же касается советских партизан, то я еще раз торжественно свидетельствую, что в своем подавляющем большинстве это были честнейшие, благороднейшие люди, бескорыстно вставшие на смертный бой с врагом и не жалевшие для этой святой цели ни крови, ни жизни.

Случалось, конечно, что в наш отряд проникали и трусы, и паникеры, и шпионы. Однако сами партизаны вылавливали их и беспощадно карали.

В начале нашей боевой деятельности, когда отряд размещался в поселке гортопа и насчитывал уже до ста пятидесяти человек, был такой случай. Из Ельни до нас стали доходить слухи, что немцы готовят против партизан карательную экспедицию. И вот однажды вечером с боевого поста дезертировал партизан Федор, вступивший в отряд как «окруженец». Командиру отряда стало известно об этом часа два спустя. Дезертирство Федора нас очень встревожило. Подобного проступка прощать нельзя. Во-первых, дезертир мог оказаться агентом врага и передать ему сведения о партизанах, а во-вторых, в отряде с самого начала следовало установить железную дисциплину. Было ясно, что дезертир направится в Коробец, где он жил некоторое время до вступления в отряд. А в Коробце — немецкий гарнизон. Если Федор сумеет добраться до станции,