первый раз вела ее по серьезному зубному делу к стоматологу. Два дня перед этим казались в два раза длиннее всей ее маленькой жизни. А потом вдруг как-то раз — и все случилось совсем не больно и очень быстро. Она даже не успела зареветь, а мама ее уже тащила из кабинета… И прикинь, Ленка, она даже упиралась на выходе перед дверью, будто боялась, что ее обманули и будут мучить потом, а ей надо, чтобы уже сейчас отмучиться — и все. Страх отняли, страх, который так просто и быстро не хотелось отдавать, потому что она с ним свыклась.

— Была такая идея-фикс, но не долго. Я все про них узнала. А они про меня ничего не знали. Мне ведь повезло, Лен, — я же в тот вечер документы дома забыла… — Говорить теперь было удивительно легко и не обязательно. — Но ты не права. Тот капитан давно ко мне подъезжал. И когда все это случилось… Знаешь, я поняла, что это — второй звонок, и теперь надо завязывать совсем. То есть — со всем. Завязывать со всей этой жизнью, вырвать ее с корнем и выкинуть. Вернуться в Москву — и снова пойти вперед, с той точки… ну, с той стрелки, когда я дурой помчалась не по тем рельсам. Я просто запустила часы назад, в прошлое, и решила начать свою альтернативную историю, как в фантастике… У меня с этим опером-капитаном…

— Опель-капитан! — перебив, хохотнула Ленка. — Старое такое авто, да? Далеко не уедешь.

— Да хоть горшком назови… — не восприняла она шутку подруги. — Одним словом, у меня с ним как-то сразу негласный такой брачный контракт образовался. У него были виды на Москву, у меня была удобная прописка в ближнем Подмосковье. Плацдарм-трамплин.

— Да и ты сама, вообще, ничего… — хмыкнула Ленка. — Знаешь, я, грешным делом, подумала, а может, ты любила этого опера-"опеля"… Раз тебя блевать не тянуло просто уже от погон, а не от мужиков одних… А?

— Ну, ты же психотерапевт… ты же знаешь, я всегда иду на боль, — сказала она и глубоко вздохнула. — А вообще, он неплохой паренек оказался. Даже немного затёр мою аллергию на ментов. Ему, с одной стороны, подфартило, а с другой, не повезло. Сначала я вся такая из себя фригидная была, а потом уж и рвать начало в самые те моменты… Он мне лечиться советовал. Считай, не сразу валить от меня собирался… А может, и вообще, не собирался. Теперь уже не скажешь определенно. Он же знал, что детей у нас быть не может…

Сеанс истины кончился.

— Слушай, у меня последний вопрос, — неожиданно зацепилась Ленка. — Там, во Владивостоке, как ты объяснила свой приезд, когда на работу в суд устраивалась? Там же, наверно, поинтересовались, чего это прописная москвичка тут потеряла…

— Лен, я ж не в Америку нелегалом уехала, — удивилась она вопросу подруги. — Ты обо всем догадалась, а уж об этом-то элементарно должна…

— Нет, ты лучше сразу сама скажи, — потребовала Ленка.

— Так самое банальное, там баба в кадрах сразу поверила: любовь-морковь, потом трагедь, домой не поеду… Она только в универ при мне позвонила, проверила… А я ж отличницей была, меня ж не за неуспеваемость отчислили.

— Значит, ты не соврала, а сказала, как есть.

— А как надо было сказать? — наехала она на Ленку.

Уже очень хотелось выбраться из под пледа.

— А вот теперь сеанс психотерапии закончен. Все, подруга, — по-деловому, резко сказала Ленка и очень вовремя стянула с нее плед. — Двигай в душ. Я за тобой… А потом за тобой еще должок.

— Какой?! — изумилась она.

— Ты мне еще про этого гения толком не рассказала. На которого охотишься.

Она напряглась так и эдак, повернулась на левый бок — и почувствовала, что никаких сил подняться с дивана, оказывается, нет. Жуткая слабость напала и к тому в придачу — непреодолимая сонливость. Она попыталась оттолкнуться, отжаться от дивана правой рукой…

— Лен, не могу. Неси меня…

— Ну, нормально, застарелые мышечные блоки сняты, — довольно констатировала подруга. — Давай!

Никогда она не предполагала, что Ленка такая сильная. На счет "раз" подруга подняла ее с дивана без всякой ее помощи и потащила в охапку к ванной.

— Стой! — скомандовала подруга у двери и стала стаскивать с плеч халат.

Стоит умному человеку убедить себя в том, что он проник в логику чужих действий и поступков, как дьявол сразу начинает показывать их ему в ложных ракурсах.

Весь вечер Петеру Шлегелю было недосуг — и именно в тот момент, когда подруга повела Анну в душ, он включил свой спецноутбук, устроившись на кухне. Жена уже легла, он крикнул ей, что сейчас придет, — и включил.

Увидев мизансцену у дверей ванной, он выругался и обозвал себя "идиотом", что делал довольно редко. Он поймал себя на том, что на этот раз ему стало смешно: наверно, гораздо интереснее сейчас смотреть со стороны на него самого, чем на банальную лесбийскую сценку на экране ноутбука. А "идиотом" он назвал себя за то, что ошибся. Век живи — век учись. Он-то успел предположить, что Анна — буч, а оказалось, все совсем наоборот.

И вдруг на Петера Шлегеля снизошло поразительно ясное в своей логике облегчение. Как же это он еще в прошлый раз не догадался, что опасался зря, что на самом деле она для него совсем и навсегда не опасна? Он прислушался к себе, к своей памяти и сделал вывод: в прошлый раз он почувствовал себя обиженным, потому что его долго водили за нос. Это — раз. Потому что у него отняли занимательную загадку и интригу, над которой он долго бился, а все оказалось… как русские говорят, проще вареного и несоленого картофеля… или как его, этот корнеплод? Это — два. И почему бы не предположить, что она вовсе не таилась от него все эти годы, а просто… терпела-терпела, да и сдалась, наконец, своей розовой природе, а он стал вольным свидетелем психофизиологической эволюции.

Петер Шлегель, как человек благородных помыслов, опять выключил ноутбук на самом интересном месте и сказал себе: "Если ты еще и с этим Медведевым справишься за пару недель, то все — я готов