Ей тоже хотелось прийти в новое жилище молодоженов и торжественно (и желательно безболезненно) умереть на глазах Сани, чтобы он осознал, как больно ей сделал, и никогда-никогда не был счастлив с новой женой.

Зоечка старалась отвлечься, но это было невозможно: что бы она ни делала, как бы ни старалась не думать, мысли садились на саночки и ехали к Санечке.

В интернете Зоечка прочла статью о высокой кухне и высоких чувствах.

Был такой великий шеф-повар Бернар Луизо, который покончил с собой, когда узнал, что его ресторан в Бургундии потеряет третью звезду Мишлена.

Он умел быть только лучшим, а нелучшим – не умел.

Зоечка подумала, что если бы он сделал это в ресторане, который стал лучшим вместо его ресторана, то это был бы типшар.

А еще Зоечка подумала, что люди всегда хотят быть лучшими, но не умеют. На практике их лучшести никто не замечает, и люди легко заменяют их лучшесть на чужую.

Зоечка хотела его возненавидеть, но, как назло, вспоминала о Сане лучшее.

Как-то раз Зоечка решила похудеть.

Саня не понимал, зачем ей это и подшучивал над серьезностью ее намерений.

Однажды его мама напекла вкуснейших пирожков и передала ребятам.

Саня ел пирожки и жмурился от удовольствия.

– Будешь? – предлагал он Зое.

– Мне нельзя, но очень хочется, – отвечала она.

– Когда ты точно знаешь, что нельзя, ты не говоришь, что очень хочется. Очень хочется – это уже торг с самим собой. Может, все-таки да?

Зоечка запомнила тот разговор.

Зоечке нельзя было думать о Сане, но очень хотелось: его новая семья магнитила все ее мысли. И сторговаться тут было невозможно.

Надо было жить дальше, но алгоритма, как это сделать, не было. Был выбор между типшаром и разведенка-туром, и это худший выбор в ее жизни.

Она читала где-то, что отношения – это как ныряние с аквалангом: сколько времени ты плыл вглубь, столько же надо, чтобы выбраться наверх.

Восемь лет вниз – восемь лет наверх.

Прошло уже полгода, но эта свадьба всковырнула затянувшуюся корочкой болячку, и душа кровила, как в первый день расставания.

Зоечка вздохнула и стала собираться в магазин. Ей предстояло прожить новую мучительную субботу, а потом еще тысячи дней-доминошек…

А потом судьба, возможно, снова даст ей шанс стать для кого-то лучшей.

Однажды я ехала из аэропорта на такси поздно вечером.

На трассе стояла женщина около своей машины с поднятым капотом и голосовала. Скорее всего, у нее сломалась машина, и ей было страшно. Я так думаю потому, что, если бы у меня на трассе в темноте сломалась машина, мне точно было бы страшно.

Она ждала помощи и вытянула руку, а мимо проносились автомобили – и не останавливались.

– Давайте тормознем, узнаем, нужна ли помощь? – предложила я таксисту, кивнув на женщину.

– Нет, – резко ответил он.

– Я оплачу это время по счетчику, – пояснила я, думая, что проблема в возможной задержке.

– Нет.

Мы пронеслись мимо голосующей женщины.

Мне стало неуютно и как-то боязно с этим человеком за рулем.

– Почему мы не остановились? – спросила я с любопытством. – У нас был шанс помочь другому человеку, и ресурс был. А мы мимо проехали.

Водитель поймал мой взгляд в зеркале заднего вида и сказал с вызовом:

– Вы занимаетесь благотворительностью за чужой счет.

– В каком смысле? – честно не поняла я.

– Вы умеете чинить машины?

– Нет.

– То есть вы хотели быть добренькой и хорошей, но чтобы в грязи ее капота ковырялся я?

– Не совсем так, – возразила я. – Я, если честно, думала спросить, не голодна и не замерзла ли она. У меня с собой сэндвич самолетный, вода и в чемодане подарочный плед. Я могла бы ее накормить, напоить и согреть. А вы, если захотели бы, могли бы посмотреть, что с машиной. Может, там не надо в грязи ковыряться, просто прикурить и заведется… Ну, то есть я исхожу из того, что у каждого человека всегда есть ресурс для помощи другому человеку, другой вопрос, готов он им делиться или нет.

– Ну, считайте, что я – нет, – пожал плечами водитель.

– Даже если бы мы остановились, но ни еда, ни плед, ни ваши подкапотные знания о машинах не пригодились бы, все равно это было бы не зря. Женщина бы почувствовала, что она не одна и мир не отвернулся от нее, и люди рядом…

Водитель такси хмыкнул и говорит:

– Я на той неделе с дачи ехал. Груженый. И сел в грязь. Надо было вытолкать помочь. Но это грязно, вязко, слякотно. Три часа стоял, ни за деньги, ни без денег – никто. Семь километров шел до деревни, там тракториста вызвал, он приехал и вытащил. За бабло. Вот вам и мир. Мир – это люди. А людям друг на друга плевать.

Я зашла в приложение и посмотрела, как зовут водителя. Алексей.

Леша.

Мир обошелся с Лешей несправедливо, бросил его в беде. Леша выгребал сам. Выгреб и обиделся. Ему никто, и он никому. И та женщина на трассе – тоже мир. Она была одна из тех, кто не помог. Она, конечно, тогда не знала о его существовании, но это не важно. Это не «смягчающее обстоятельство». Леша взял и отомстил в ее лице всему миру. И ему нормально. Справедливость восстановлена. Леша едет дальше.

– Знаете, Алексей, – говорю я аккуратно. – Кто-то когда-то должен разорвать этот порочный круг равнодушия. Этот бартер злости. Вас разозлили, и вы разозлили. На вас наплевали, и вы наплевали. Потому что мы сами выбираем себе бумеранги. Это же примитивная математика.

Если бы вы, несмотря на свой печальный опыт, остановились сегодня, чтобы помочь чужому человеку, то в следующий раз кто-то обязательно помог бы и вам. Потому что та женщина, которая мерзнет на трассе от страха, очень прониклась бы благодарностью к своему спасителю. И эта благодарность искала бы выхода, и нашла бы: женщина, в свою очередь, помогла бы кому-то еще на трассе. Ведь она помнит, каково это – стоять там одной. И потом кто-то, кому она помогла, еще кому-то помог бы – и пошло-поехало.

И кто-то из этой запущенной вами цепочки добра обязательно будет в следующий раз проезжать мимо вашего застрявшего в грязи авто и поможет. Это статистика. Каждый, кто помог, запускает бумеранг добра, и эти бумеранги растут в геометрической прогрессии.

В прошлый раз вам просто не повезло, но вы сейчас множите это «не повезло», ксерокопируете равнодушие, взращиваете шанс, что не повезет и в следующий раз. А я за то, что повезет. Надо только начать самому.

Заменить бартер равнодушия на бартер добра и запустить его самому. Первым. Не дожидаясь, когда прилетит добро, запущенное кем-то другим.