Шума-Шума жила в панельной пятиэтажке, построенной еще в имперские времена, в которой и теперь, после распада большой страны и лихих девяностых годов, можно было встретить самую разную публику. Здесь обитали и честные работяги, отцы семейств, и молодые парочки, ухитрившиеся купить или получить по наследству свое первое отдельное жилье, а еще — опустившиеся выпивохи, завсегдатаи дешевых винных магазинов, и одинокие старушки, доживающие свой век на тихой улочке. Разные люди. И не только они.

Поднявшись на этаж, Витольд подошел к старой деревянной двери, обитой дешевым дерматином, помялся: «из-за какого-то сна…», но все-таки позвонил. Прислушался, а когда услышал знакомые шаркающие шаги, испытал неожиданное облегчение.

«Жива!»

Старуха подошла к двери, заглянула в глазок и замерла. В таком поведении не было ничего странного: Шума-Шума не всегда открывала гостям.

«Уйти?»

Главную задачу он выполнил — проверил и убедился, что со старухой все в порядке. Имеет ли смысл терять время на ненужную и незапланированную встречу?

— А? — подала голос Шума-Шума.

Старуха его узнала, показала, что готова говорить, и может обидеться, если он развернется и уйдет.

— Это я, Витольд. Привет.

Дверь распахнулась.

— У тебя все в порядке?

Все как обычно; грузная, поникшая, неопрятно одетая. И запах в квартире обычный, смесь грязи, затхлости и скисших в немытой посуде остатков пищи.

— Привет.

Она повернулась и пошла на кухню. Ундер, после короткого раздумья, проследовал за ней.

— А где Шнырек? А, привет!

Маленький голем стоял на пороге ванной и почесывал грудь. Глаза, как всегда, безразличные, но псевдокожа вокруг красная.

«Плакал?»

Тоже ничего особенного, иногда старуха поколачивала голема. Однако Витольд почувствовал, что энергии в Шнырьке совсем чуть-чуть, и вот это уже показалось странным. Шума-Шума, несмотря на печальное состояние головы, никогда не забывала о маленьком компаньоне, она могла отказаться от обеда, но энергию голему покупала обязательно.

— Чай, — сказала старуха. — Сядь!

Витольд опустился на табурет. Положил руку на стол. Шума-Шума, побренчав посудой, направилась к плите, оказавшись за спиной чуда…

Позже, анализируя тот момент, Ундер понял, что жизнь ему спасло участие в кровавой Лунной Фантазии. Не будь у него опыта, не будь за плечами той мясорубки, вряд ли мелкие, не связанные друг с другом факты сложились бы у молодого чуда в устойчивое подозрение. В неосознанное предчувствие надвигающейся опасности. Странный сон, заплаканный голем, минимум энергии в нем и довольно много в самой старухе, движение за спину… Витольду доводилось видеть смерть, а потому он насторожился. Интуитивно.

И бесплотный образ моряны, возникший у кухонного окна…

Через мгновение после того, как Шума-Шума оказалась позади него, Ундер сделал резкое движение влево, одновременно развернул корпус — и направленный ему в голову удар пришелся по касательной. Скалка, скользнув по спине, врезалась в табурет. Старуха потеряла равновесие и не успела уклониться от ответного выпада, который чуд нанес машинально, на инстинктах. Крепкий рыцарский кулак впечатался Шуме-Шуме в висок, сбил с ног, и старуха, отлетев к стене, приложилась о нее головой. Потеряв сознание, мешком осела на пол, но продолжала сжимать в руке скалку. А Ундер уже развернулся к ошарашенному голему. Бить или не бить? Таким вопросом Витольд не задавался. Да и присутствовал ли здесь в этот момент сам Витольд? На грязной кухне действовала хоть и молодая, но прекрасно отлаженная машина, сокрушающая любой источник возможной угрозы без жалости и без рефлексий.

Прыжок, удар — и голем покатился по полу. «Временно не опасен».

Возврат к первому противнику…

— Почему ты не ударила меня магией?

— Ты бы почувствовал подготовку, — хрипло ответил Ярга. — Ты хороший маг.

— Логично… — Лесть Витольд пропустил мимо ушей. — Получается, ты думала, что ударить воина палкой проще? — Старуха не ответила. — Кстати, ничего, что я обращаюсь к тебе как к женщине?

— Можешь продолжать.

— А на самом деле?

— На самом деле мне уже давно все равно. — Ярга помолчал.

— Ты не Шума-Шума, — уверенно заявил Ундер.

— Действительно хороший маг.

— Хватит придуриваться, — велел Витольд. — У меня есть вопросы, на которые тебе следует ответить быстро и честно.

— Мне неудобно разговаривать, — сообщил Ярга.

— Так безопаснее, — улыбнулся Ундер. — Вдруг ты решишься на очередную глупость и мне придется тебя убить?

Что ж, он имел право на иронию.

Очнувшись, Ярга обнаружил себя на кухне привязанным к старому стулу и еще, для надежности, к трубе отопления. Шнырька, как сообщил Витольд, постигла та же участь, но, чтобы голем не мешал, чуд оттащил его в ванную. Теоретически, в таком положении не было ничего фатального, Ярге доводилось выбираться из худших переделок. Он понимал, что даже в этом теле превосходит щенка в опыте и магическом мастерстве, что сможет втянуть его в бой и победить, но… Всегда есть это проклятое «но»! Ундер оказался предусмотрительнее, чем надеялся Ярга. Понимая, что имеет дело с колдуньей, Витольд не только связал старуху, но и повесил на ее одежду маленькую серебряную брошку, изображающую акулу. «Рыбацкая сеть», полностью блокирующая магическую энергию внутри колдуна, — один из тех артефактов, что боевые маги предпочитают всегда таскать с собой. На всякий случай.

А самое страшное заключалось в том, что в качестве побочного эффекта «Рыбацкая сеть» заблокировала самого Яргу! Он не мог покинуть тело старухи и атаковать щенка!

— Я предполагаю, что ты некий дух, вселившийся в Шуму-Шуму, — спокойно произнес Ундер. — Так?

Отпираться не имело смысла, и Ярга после короткого раздумья — надо дать щенку понять, что ему страшно, пусть потешится — кивнул:

— Да.

«Значит, сон не лгал…»

Витольд потер подбородок, прикоснулся кончиком указательного пальца к старому шраму. Поймал себя на мысли, что ему…

— Что со старухой?

— Ее больше нет, — небрежно ответил Ярга.

— И никогда не будет?

— Никогда.

«…Жаль».

— У вас были отношения? — поинтересовался Ярга.

Напрасно поинтересовался. Нахальный вопрос вывел Ундера из оцепенения, из грустной рассеянности, в которую он погрузился, услышав о смерти старухи.

«А ведь мне действительно жаль…» И следом совсем неожиданно: «Прощай, Шума-Шума!»