Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну… вы, что ли, имеете в виду, что у них сиденья жесткие или там кондиционеры не включены?
«Интересно, что будет, если ударить студента?» — думал Гидеон. За такое удовольствие и в тюрьму сесть не жалко. Он плотно сжал руки коленями и тоном учителя начальных классов объяснил, что он имел в виду. Через десять минут, исписав несколько страниц, парень сказал: «Ага, спасибо» — и неуклюже пошел к выходу.
— Закройте… а, ладно. — Гидеон недовольно хмыкнул, встал и выглянул в коридор посмотреть, не ждет ли его кто-нибудь еще. Невдалеке, спиной к Гидеону, стоял тот парень и говорил по мобильному телефону:
— Ага, сработало. Но учти, каждый, кто хочет списать, платит пятерку, понял?
По четвергам библиотека закрывалась в половине первого. «Да здравствуют короткие рабочие дни!» — думала Бронуин, разгоняя свой большой черный велосипед, а за ее спиной развевались ее волосы и шарф. Когда она подъехала к церкви Сен-Мэри, у нее еще оставалось время до начала органного концерта, поэтому она неторопливо пообедала в кафе, пытаясь встретиться взглядом с симпатичным мужчиной в длинном пальто, который на концерте в прошлый четверг сидел недалеко от нее. Высокий, густые и волнистые светлые волосы, лицо херувима. Возраст — немного за сорок. Наверное, работает на дому, судя по тому, что у него было время еженедельно посещать дневные концерты. Музыкант? Писатель? Бронуин сравнила его с Гидеоном: пожалуй, у первого более одухотворенная аура. Их глаза встретились, и Бронуин коротко улыбнулась. Он ответил тем же, и они вернулись каждый к своему пудингу.
Она выбрала место позади и сбоку от него, чтобы иметь возможность как следует рассмотреть его. Она разглядела изящные ушки, слегка прикрытые кудрями, и сочла, что это признак чувствительной натуры. На протяжении концерта он четырежды оборачивался и бросал в ее сторону мимолетный взгляд.
— Замечательный концерт, — сказал он, когда они направлялись к выходу.
— О да, — ответила она, и каким-то образом они оказались все в том же кафе, за одним столиком, деля на двоих кусок пирога с черносливом и грецким орехом.
* * *
Дагги чувствовал, что столик уже почти продан.
— Вообще-то она хочет за него сто пятьдесят фунтов, — говорил он богатой на вид даме. — Но я вижу, он попадет в хорошие руки, и поэтому готов опустить цену до ста сорока.
Женщина сказала:
— В самом деле? — и достала чековую книжку.
Дагги увидел, что она поглядывает в сторону большого зеркала.
— Чудесное зеркало, вы не находите? — сказал он. — Но оно уже отложено, к сожалению.
Дама присмотрелась к зеркалу и покачала головой:
— Какая жалость! Оно бы так хорошо подошло к моей столовой.
Дагги потер подбородок.
— Ну… подождите минутку, я спрошу босса. — Он прошел в заднюю комнату и подмигнул Кейт. Она одобрительно кивнула в ответ, и Догги вернулся в зал.
— Она говорит, что залог за зеркало не вносили, так что оно ваше, если оно вам нравится.
Дама была в восторге — как и Дагги, который теперь работал за базовую зарплату плюс процент от продаж. Когда покупательница ушла, он изобразил в воздухе удар кулаком. Двадцать фунтов. Неплохо за десять минут работы. Он записал цифры прихода в графе «Бабки Дагги» и вернулся к чтению журнала.
* * *
«Удивительно, как быстро бежит время», — думал я. Неужели всего восемь лет назад я наслаждался жаркой весной в Татопани, до одури курил травку и отчаянно пытался произвести впечатление на Лауру — ослепительную американку, которая присоединилась к нам в Катманду? Ха! Я пересадил Джорджию на другое колено и вытер ей слюни.
— У нее режутся зубки, да? — спросила сидящая рядом полная мамаша. На руках у нее сидел самый уродливый младенец из всех, когда-либо виденных мною.
— Да.
— А вы пробовали…
— «Дентинокс»? Пробовали.
— Нам он так помог!
— Да, нам тоже.
Лаура в конце концов предпочла Пита с его анекдотами «Когда я путешествовал по Южной Америке», которые я слышал тысячу раз. Лаура тоже побывала в Южной Америке, поэтому у них были общие темы для разговора. Я до Непала съездил только в Норфолк, будучи в то время нищим студентом и затем аспирантом. Наверное, чтобы поразить Лауру, мне следовало рассказать ей о наших вечеринках в конце каждого курса.
— Джорджия Адамс! — выкрикнула медсестра, словно ожидала, что Джорджия ответит: «Да!», сложит газету и отправится на взвешивание. Я взял дочь и наши вещички и прошел в кабинет, где нам предстояло насладиться пятью минутами тщательного осмотра.
— Батюшки, какая красавица! — воскликнула, накрывая весы свежей простынкой, крепкая, веснушчатая медсестра примерно тридцати-пятидесяти лет. — Папочка так хорошо заботится о тебе!
От гордости я весь светился. Ну почему Бернис никогда не говорит мне ничего похожего?
Позднее мы заглянули в магазин Кейт, где Дагги объяснял действие раскладного механизма дивана симпатичной девушке, одетой в стиле хиппи. Снова вспомнилась Лаура.
— Здесь применяется храповик, — говорил он ей. Он потянул за маленький крючок, и ручка дивана опустилась на несколько градусов. — Вот так.
— А, понятно, — сказала девушка. — Удобно, если нагрянут друзья.
— Ага. Это диванчик викторианского периода. Позднего, я бы сказал.
— Надо же. — Она провела рукой по бархатистому сиденью. — И этот темно-сливовый такой классный.
В зал вышла из своей комнаты Кейт.
— Помните, этот цвет был в коллекциях «Биба». Я обожала их!
— Я тоже, — сказала девушка. — У моей бабушки сохранились все их старые каталоги.
— У вашей бабушки! — воскликнула Кейт.
В этот момент я как раз проходил мимо нее, толкая коляску с Джорджией.
— И у моей тоже, — сказал я, и она ткнула меня пальцем.
Только когда Кейт попыталась прикрыть рукой зевок, я осознал, что уже довольно долго рассказываю ей про Гималаи. Она натирала воском комод и время от времени вставляла «Неужели?» и «Здорово».
— Ой, извини, совсем заболтал тебя, — сказал я.
— Нет-нет, просто в это время суток мне всегда хочется спать. Пожалуй, заварю-ка я чаю. Попьешь со мной?
— С удовольствием.
— Но, боюсь, молоко яков закончилось.
Я засмеялся.
— Это напомнило мне о том, как мы однажды были на границе Тибета и…
— «Эрл Грэй» или обыкновенный?
— Что? Обыкновенный, пожалуйста. — Я проследовал за ней в кухоньку. — Ты сама виновата: выбрала «Пляж», а у меня от этой книги проснулась тяга к путешествиям.
В дверях показалась голова Дагги: