Невероятным усилием воли подавив панику, Крестовская задумалась, и мысль об угрозе моментально пришла в ее голову. Подруги Тани Малаховой укажут на нее — ведь когда они постучались к Танечке, Зина была уже там. Надо бежать. Зина стала пятиться к выходу.

В коридоре под кладовкой толпилось достаточно много людей. Мелькнуло разъяренное красное лицо Матильды, посеревшее лицо Жана, перекошенные любопытством или испугом лица всех остальных… Оставаться в коридоре дольше было опасно. К тому же Зина очень сильно сомневалась, что когда-нибудь вернется в «Парадиз».

Она бросилась на кухню. Оделась, не отвечая на вопросы Миколы, распахнула окно, взобралась на подоконник и… прыгнула вниз. Первый этаж — прыгать было легко. Во внутреннем дворике никого не было. Она бросилась через двор, выбежала на Ланжероновскую и помчалась вниз, к Пушкинской. Ноги сам понесли ее к железнодорожному вокзалу. И вовремя.

Через полчаса после того, как Матильда сообщила о происшествии румынским властям, к «Парадизу» подъехал грузовик с румынскими солдатами. Командовали два немецких офицера.

Ресторан был закрыт, посетителей еще не было. Румыны обыскали зал, все служебные помещения. Тело девушки увезли. Весь персонал заведения согнали во двор, включая Матильду и Жана. Всех выстроили в единую линию. Напрасно Жан пытался протестовать, громко кричал, что всегда был за немцев. Здоровенный солдат двинул его прикладом в лицо, сломал нос, разорвал губы. Скулящего Жана подняли с окровавленного снега, швырнули ко всем остальным.

Появился еще один грузовик — с немецкими солдатами. Ухмыляясь, немецкий офицер на ломаном русском пояснил Жану, что это очень хорошо, что он всегда был за немцев. Значит, ему будет приятно принять смерть от руки дружественного немецкого солдата.

Женщины плакали. Матильда вмиг состарилась, превратившись в обычную испуганную старуху с посеревшим лицом. Лучше всех остальных она знала, чего ждать от своих соотечественников, и давно уже не питала иллюзий.

Солдаты вскинули автоматы. Немецкий офицер резко взмахнул рукой в черной кожаной перчатке. Автоматные очереди пронизали ночь.

Трупы уже лежали на снегу, а солдаты все продолжали и продолжали стрелять, превращая персонал кабаре в кровавую мешанину из лоскутков одежды и ошметков кожи. Все, кто работал в кабаре «Парадиз» — официанты, повара, артисты, уборщицы, включая Матильду и Жана, и добродушного шеф-повара Миколу, — были расстреляны. Немцы не пощадили никого — ни Варвару, подругу Танечки Малаховой, имевшую связь с высокопоставленным немецким офицером, ни других девушек-танцовщиц, с которыми офицеры и солдаты проводили свой досуг. Все они лежали на окровавленном снегу, и яркие лоскутки концертных платьев, отяжелевшие от крови, проваливались в него. Снег стал черным… Цвета застывающей крови, быстро высыхающей на ледяном январском ветру…

— Очистили от очередной партизанской заразы, — шепнул своему напарнику офицер, командовавший расстрелом. — Теперь здесь никого не будут убивать. Персонал будет новый, лучше прежнего.

Напарник равнодушно пожал плечами и предложил поехать выпить. Офицеры уселись в легковой автомобиль. Румынские солдаты, стоящие в оцеплении, принялись забрасывать трупы расстрелянных в грузовик.

Весть о расправе над персоналом «Парадиза» мгновенно облетела весь город. И Крестовская услышала об этом, прохаживаясь по зданию вокзала.

Она не решалась поехать домой. Вокзал охранялся, но румыны всегда относились к своим обязанностям спустя рукава. Поэтому тут легко было затеряться в толпе. В помещении вокзала был небольшой газетный киоск. Устав ходить по перронам и сидеть в зале ожидания, Зина принялась рассматривать иллюстрированные журналы, делая вид, что пришла на вокзал только для того, чтобы их купить.

Именно так, стоя с ярким румынским журналом в руке, она услышала разговор двух теток. Они говорили о том, что немцы вечером в городе расстреляли всех работающих в ресторане. Было сразу понятно, что речь идет о «Парадизе». По позвоночнику Зины потек ледяной пот. Чтобы не было заметно, как трясутся ее руки, она положила журнал обратно на прилавок.

Следовало обо всем доложить Бершадову. Крестовская знала, что делать дальше. Она решительно вышла из здания вокзала и пошла по направлению к Привозу.

Там, недалеко от парка Ильича, находилась небольшая забегаловка. Именно в этой пивной у Бершадова была явка.

Внутри было много людей, дым стоял столбом. Зина подошла к барной стойке. Толстая неопрятная тетка за прилавком окинула ее неодобрительным взглядом. Крестовская назвала пароль, тетка ответила.

Она налила Зине пиво и одновременно незаметно подтолкнула к ней бумажку и огрызок карандаша. Крестовская быстро написала шифровку — составлять их в экстренных случаях еще в ноябре ее научил Бершадов. Зине не приходилось делать это раньше, но теперь наступил именно такой момент.

Она медленно допила пиво, подтолкнула к тетке пустой стакан вместе со сложенной бумажкой, бросила на стойку мелочь и вышла из пивной. Все это прошло абсолютно незамеченным. Посетители были слишком пьяны — не от пива, а от крепкого самогона, чтобы обращать внимание на кого-то еще, кроме себя.

Дома Зина не могла заставить себя лечь в кровать. Она все ходила и ходила по ледяной комнате, заламывая пальцы. И, несмотря на холод, ее бросало в жар.

Раздался условный стук — она бросилась открывать люк в полу. Появился хмурый Бершадов.

— У меня мало времени, — он говорил резко, четко, буквально резал слова. — Завтра идешь обратно в «Луч». Работаешь там. Связь — Михалыч. На след Кулешова и Малаховой пока не выходи. Жди инструкций.

Зине было слишком страшно, поэтому она не сильно стала возражать, когда Бершадов обнял ее и поцеловал. Всхлипывая, прижалась к нему всем своим телом.

— Остаться не могу, — Григорий легко отстранил ее. — Слишком опасно. Появлюсь, как только буду уверен, что нет слежки.

За кем слежка, он не уточнил. Он исчез так же быстро, как и пришел, оставив за собой чувство абсолютной пустоты. До самого рассвета Зина все ходила и ходила по пустой квартире.

Утром стало ясно, что Михалыч ее уже ждет. Очевидно, он тоже получил инструкции. К удивлению Зины, тетки — родственницы хозяина — исчезли. Шепотом Михалыч сообщил, что те слишком много воровали, и их выгнали. Теперь все будут работать по-прежнему, в старом составе.

Все это он прошептал Зине в кладовке — единственном месте, где можно было поговорить без посторонних ушей.

— Что дальше делать? — так же шепотом спросила его Зина.

— Ждем инструкций, — сказал Михалыч, — никакого самоуправства. В городе аресты и облавы.

Чтобы их отсутствие не бросалось в глаза, они быстро вернулись в зал. Там уже появились первые посетители.

Зина как раз шинковала капусту для борща, когда услышала крик. Пронзительный, резкий, он прозвучал с такой силой, что заполнил все вокруг. Ей показалось, что это кричит ребенок. Бросив нож, она поспешила выйти в зал и увидела, что все посетители и выскочивший на крик персонал повернулись к окнам.